"Криста Вольф. Кассандра" - читать интересную книгу автора

движения бедер, прямая спина. Две темные косы высоко подняты. Знала она и
девушку, прислуживавшую трем древним старухам. Ойнона, совсем юное существо
необыкновенной прелести даже для здешних мест, славившихся красотой своих
женщин. "У Скамандра", - говорили мужчины во дворце, когда приходило время
их первой девушки, я уловила это из разговоров братьев.
Гордо назвала я бабкам свое имя, Марпесса не советовала мне этого
делать. Как? Старухи станут дурачить меня! Старые сплетницы. Сын Приама? Да
они с десяток его сыновей приняли. "Девятнадцать", - поправила я. Я тогда
еще дорожила семейной честью. Старухи не соглашались с числом, а потом
заспорили друг с другом. "Да они же не умеют считать", - со смехом уверяла
Ойнона. Ойнона. Ойнона, я как будто уже слышала это имя? Кто же его называл?
Мужской голос. Парис. Не встречала ли я ее во дворце? Всегда, едва я
выходила за черту крепости, я окуналась в мутные, часто довольно обидные
отношения. Резко, более чем было необходимо, я спросила у бабок, почему, по
их мнению, один, вполне определенный, один из десятка сыновей Приама не
должен был воспитываться во дворце. Воспитываться? Казалось, старые
лицемерки вообще не знали такого слова. Нет, нет. Конечно, нет. В их время
такого не бывало. Во всяком случае, они не знали. Одна из них чуть ли не
мечтательно обмолвилась: "Да, если бы Эсак был жив!" - "Эсак?" - мгновенно
нанесла я ответный удар. Тройное молчание. Ойнона тоже молчит. Марпесса
молчит. Она была - да что я, есть - в моем окружении самая молчаливая.
И дворец. Дворец молчания. Гекуба, подавляя гнев, молчала. Партена,
няня, не скрывая своего страха, молчала. Я училась, наблюдая разные виды
молчания. Много позже я сама научилась молчать - полезное оружие. Одно слово
"Эсак" вертелось у меня в голове. Я поворачивала его так и сяк, пока вдруг
от него не отделилось другое: Арисба. Она ведь, кажется, мать Эсака? Жива ли
она?
Впервые я узнала то, что потом нередко испытывала сама: забытые помнят
друг друга. Не совсем случайно на большом осеннем базаре у ворот Трои, где
процветала западно-восточная торговля, я встретила Брисеиду, дочь изменника
Калхаса-прорицателя, который мгновенно попал в число забытых, и задала ей
дурацкий вопрос, знает ли она меня. Кто меня не знал! Брисеида разложила
здесь свой необыкновенно яркий и светлый тканый товар. Она, и прежде
своевольная и страстная, бросила своих покупателей и охотно объяснила мне,
где найти Арисбу - на этом же рынке в горшечном ряду. Я шла, никого не
спрашивая, и смотрела в лица. Арисба выглядела, как выглядел бы Эсак в
старости. Едва я приблизилась к ней, она пробормотала, чтобы я пришла в ее
хижину, туда-то и туда-то, у подножия горы Иды. Значит, она знала, что я
приду. Значит, за каждым моим шагом следят. Я ни разу не подумала о
стражниках Приама - я была молода и глупа. Когда мне в первый раз на них
указали, разумеется грек Пантой, я - гордость моя была задета - бросилась к
отцу и столкнулась с маской на его лице. Стражники? Что взбрело мне в
голову. Они мои защитники, эти молодые парни. А уж есть ли в них
необходимость, решать ему, а не мне. Того, кому нечего скрывать, глаза царя
не испугают.
К Арисбе, насколько мне известно, я шла одна.
Снова, за городскими стенами - близлежащий, нет, противолежащий мир,
иной, чем каменный мир дворца и города. Он рос подобно растениям,
разрастался буйно, пышно, беззаботно, словно не нуждаясь во дворце,
повернувшись к нему, а значит, и ко мне, спиной. Я отвечала, быть может,