"Сергей Волков. На муромской дорожке..." - читать интересную книгу автора

быть, ночевать на Топтанке будем беспременно. Ну, можа, самую чуть темнины
захватим.
- А что за место - Топтанка?
- Да поляна в лесу, у тракта прямоть. Там и ручей, и трава живая для
лошадушек. И шалаши должны стоять, ежли какие дурни или лиходеи не порушили.
Хорошее место. Спокойное. Утишное...
- Название чудное. На что похожа полянка та, а? Кто топтал-то ее?
- Э-э-э... - Архип засмеялся в прокуренную бороденку, зыркнул желтым
лихим глазом, - Про ту Топтанку сказка есть чудная. Коли антирес у тебя,
расскажу...
Платон пожал плечами, мол, не то чтобы такой уж "антирес", но в дороге
любой забаве рад будешь, и кивнул:
- Валяй!
- Ну, стало быть, дело это шибко давнее. Еще до царя Гороха
случилося... Не, ну ты не скалься, Платон Иваныч! Я верно говорю. Слово в
слово, как старики муромские баяли, а они - народ неврущий, сам знашь...
Ну так вот: жил в ту пору в здешних лесах народец один. Навроде
мордовцев, мокоши вот нашенской, но тока другой чуть. По болотам все больше
обитали они, по рекам. Рыбу ловили, раков, птицу били, зверя промышляли. Тем
и жили. Звались оне бармами, чащобниками, значит. Под рукой мордовского
князька Буртасина ходили, дань, оброк тоись, ему отдавали.
А Буртасин энтот, он на Оке-реке сидел, и с проплывных людей торговых
виру взымал. И такую виру, что было это купцам нашим, россиянским, чистое
разорение. Пожаловались купцы князьям московским, те и давай Буртаску
прижимать. Видит он - каюк его лесному царству приходит. Взял тогда свою
казну (а казна та была не малая, много злата-серебра да каменьев драгоценных
скопил Буртасин), да и сплавил по Мокоши-реке к бармам. Те его, понятное
дело, приняли со всей душой, народец-то простой был, незлобливый. Пива
наварили, мяса, рыбы наготовили, костры зажгли - все, как полагается.
Напировался Буртасин с дружиной, нагулевался. А ночью людей своих
поднял да всех бармов и вырезал, до последнего дитёнка. Посля погост у их
деревеньки устроил, похоронил каждого честью, и в домовины вместе с
мертвецами казну уложил. Хитрый, вишь, был князь Буртаска. И богатство свое
упрятал, и стражу верную к нему приставил. Сам знашь, Платон Иваныч, нету
для клада вернее сторожа, чем покойник.
Рассудил Буртаска по-хозяйски: вот придут к нему московские князья,
спросят: "Где казна?", он и скажет: "А нету! А коли хотите - ищите!"
Не знал Буртасин, что один чащобник живым уцелел. Дед это был старый,
Атямом звался. Дед не простой, а навроде колдуна. Когда князь со своей
дружиной к бармам нагрянул, ходил дед Атям на кереметь, в священное урочище,
идолам бармовским поклониться перед смертью. Старый он был, вот и хотел
попросить у громовника-Мельзедея доброй доли для людей чащобных. И вот ведь
как бывает: пока ходил - доля смертная им досталась...
Возчик замолчал. Скрипели колеса, чавкала глина, посвистывали в
рябиннике синицы. Пахло грибами, прелым листом.
- Ну, а дальше чего? - не выдержал Платон.
- Вернулся Атям - пуста деревня, а рядом большой погост. Могилы
свежие - и нету никого. Заплакал тогда старик слезами горючими, потекли те
слезы на земь, проели песок и глину, и увидал дед Атям, что все бармы в
домовинах лежат побиты, а с ними - Буртаскино золото.