"Сергей Волков. На муромской дорожке..." - читать интересную книгу автора

Платон заметил, как в оставленный обозом позади глубокий лог потек из-под
разлапистых ветвей седой жутковатый туман.
После рассказа возчика одолели Платона мысли. И самая верткая, самая
шустрая, самая манкая из них была - про Буртасово золото: "Вот же, вот, в
двух шагах, почитай, лежит твое счастье, Платоша! И пароход "Самсон", и
Аглая Никифоровна, и домик на берегу Оки, и дело свое, и жизнь новая,
веселая да светлая..."
Гнал эту мысль Платон от себя, изо всех сил гнал. Да только тот страх,
что обуял приказчика, когда слушал он про проклятие старого чащобника,
куда-то сгинул, а осталась лишь белозубая улыбка Аглаи, Глашеньки, да щечки
ее румяные, да брови собольи, да стан точеный... И-и-эх!
- Ну слати-те-господи! - донесся тут от головы обоза бас Скворца, - Вот
и Топтанка! Эй, православные! Поднаддай! На ход! На ход!


Пока распрягли коней, составив телеги в рядок, пока очередный кашевар
запалил кострило, а остальные возчики обихаживали лошадей - обтирали сеном,
задавали овса, поили, треножили и пускали подпастись на полянку - совсем
стемнело.
- А вот прошу к нашему кулешу! - дурашливо закричал кашевар Ефим
Баборыка, звеня черпаком по закопченному, дымящемуся тагану.
Возчики чинно расселись вкруг костра на подстеленных потниках, по
очереди вставали за кулешом и ломтем хлеба, что нарезал сгибками дядька
Архип. Платон невольно засмотрелся, как старшой возчиков умудрялся
непостижимо ловко орудовать одной рукой, удерживая при этом и каравай, и
нож-косарь.
Ели в благовейной тиши, лишь фыркали поодаль лошади, потрескивали сучья
в костре да перекликались где-то в темной лесной вышине ночные неведомые
птицы.
После трапезы, сложив глиняные миски стопкой и обтерев ложки, обозники
расположились на отдых. Курцы сворачивали цигарки, дядька Архип попыхивал
трубочкой-носогрейкой.
Кто-то из молодых попросил старшого поведать, где и как тот распрощался
со своей рукой. Скворец поломался для виду, и завел рассказ про
Севастопольское сидение.
- Лезли французы с англичанами на нас, братцы, дуром просто. Их штуцера
на версту бьют, а наши - на три сотни саженей, и только. Да и пушки
англицкие - не чета нашим. Много народа православного в том Севастополе
сгибло. Сам адмирал Нахимов! Ну-у-у, человек был! Умище! Ан и его безносая
не обошла.
Ну, и меня садануло так, что руки-ноги потом в лазарете
собирали-собирали, да вишь, не все собрали...
- Больно было, дядька Архип? - с дрожью в голосе спросил Гаврила,
подавшись вперед, в круг кострового света.
- Дура... - беззлобно усмехнулся Скворец, - Больно - это когда лошадь
на ногу наступит. А на войне, за Отечество страдая, солдат любую муку
примет, лишь бы ворога одолеть. Так-то...
- Старшой, а сказывали в Муроме на пристани, что ты с войны с двумя
руками пришел, - влез в разговор вернувшийся от ручья Ефим Боборыка, - А
вскорости пошел на куний промысел с Еремкой Вдовкиным, вот в энти самые