"Хава В.Волович. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Диапазон наших стремлений и мечтаний был тогда весьма ограниченным. Мы
ничего не знали о самолетах, потому не мечтали быть летчиками. Даже обычный
грузовик был для нас чудом. Профессия шофера казалась нам доступной только
избранным, какой теперешним детям кажется космонавтика. К интеллигентным
профессиям мы испытывали легкое презрение, а произнесенное врастяжку слово
"интеллигенция" было похоже на брань.
Мои мечты не шли дальше рабочего станка, любого, только не кустарного,
а где-нибудь на большом заводе (об этом тогда мечтала почти вся молодежь). В
двенадцать лет я даже пыталась поступить в фабзавуч, в котором никакого
"фабзавучения" не было, а просто учили делать табуретки. Но меня не приняли,
чем я не долго была огорчена, потому что табуретки были слишком прозаическим
делом. Оно смахивало опять-таки на провинциальную кустарщину. А мне нужен
был большой завод с дымящимися трубами или тайга с глубоким снегом и
лесоповалом (я такое видела однажды в кино). Или уж, как предел мечтаний, -
какая-нибудь экспедиция, все равно куда - в Арктику или в Африку.
Почти все это я потом испытала до тошноты. И тайгу с лесоповалом, и
арктический холод (хорошо, что в СССР нет Африки). И вообще все, что у нас в
юности шло под кличем "Даешь!", мне было дано, но как удар по морде.
В 1931 году, почти не посещая школы, я сдала экзамены за семилетку. В
том же году в нашем райцентре открылась типография, и отец устроил меня
ученицей в наборный цех.
Боже, как я вначале радовалась своей работе! Как гордо и важно
шествовала с работы домой в красной косынке, с испачканным краской носом!
Пусть все видят, что я - рабочая, частица диктатуры пролетариата.
В те годы из Кремля дождем сыпались директивы, указы, законы,
постановления. Целыми днями набирая тексты, я получала первые уроки
политграмоты. И не только политграмоты, Я узнала, откуда берутся дети. Да.
Набирая директиву о случке лошадей.

Голод

1932-1933 годы. Жизнь становилась все труднее. По улицам бродили
лошадиные скелеты, обтянутые коростявой шкурой. Не имея, чем кормить,
крестьяне подбрасывали их в другие села или в райцентр, как котят или щенят.
У крестьян, которые не хотели вступать в колхоз, забирали подчистую весь
хлеб, картошку, даже фасоль. Часто в поисках хлеба разваливали печи, а то и
хаты.
В 1933 году кулаков уже не было, единоличников тоже не оставалось.
Теперь "раскулачивали" колхозников.
Планы хлебопоставок спускались не только для колхозов, но и для самих
колхозников, хотя не было уже у них земли, кроме маленьких приусадебных
участков. Твердых, единых планов не существовало. Выполнит колхоз основной
план, на него тут же накладывают "встречный".
"Встречный" - это один из образцов преступной лжи, черным пятном
запачкавший то страшное время. Это вроде сами колхозы и колхозники,
недовольные "маленькими" планами, сами накладывают на себя планы сдачи хлеба
до последнего зерна. Будто это не "хлеб наш насущный", а шоколадные конфеты,
без которых можно прекрасно обойтись. И исполнители этой лжи шастали по
хатам, забирали все, что попадалось на глаза, даже последнюю буханку хлеба
пополам с корой или лебедой. Выгребали семенное зерно из колхозных закромов.