"Хава В.Волович. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

На слово "нема" они отвечали: "Нема такого слова! Ты ж шось жерешь, а з
государством подилытыся не хочешь!"
И пошла холера бесхолерная - голод косит людей...
Все ли об этом помнят? Не знаю. Не слышала.
Сестра моей подруги, девочка пятнадцати лет, "слюбилась" с
милиционером. Конечно, это была не любовь, а стремление спастись от голода.
В шестнадцать лет она родила девочку, и муж отправил ее в дальнее село к
своему отцу - сельскому попу.
Через год она вернулась к матери. Родителей ее мужа выслали, а Дуню
отпустили на все четыре стороны, так как брак ее не был зарегистрирован
из-за ее несовершеннолетия. Ей не позволили взять ни куска хлеба, ни единой
тряпки. Одеяльце, в которое был завернут ребенок, один из активистов взял за
край, выкатил из него ребенка на оголенную кровать и бросил в общую кучу
вещей, отнятых у семьи.
К своей беде привыкаешь, как к хронической болезни, а чужая порой
потрясает до слез.
Нет, не Дунина беда потрясла меня. Оставив ребенка у матери, она ушла
из дому искать более надежное счастье. Отец умер, семья погибала с голоду.
Мать, если ей удавалось что-нибудь достать, стремилась накормить своих
детей, а внучку, чтоб скорей умерла, не кормила вовсе.
Верочка превратилась в скелетик, обтянутый желтой, покрытой белесоватым
пухом кожей.
Целыми днями лежала она в кроватке, не закрывая глаз. Они на ее трупном
личике блестели как стеклянные пуговицы. И не умирала. Губки, которые еще не
научились говорить "мама", шептали: "Исси!" - просили есть.
Из всей нашей семьи я одна получала паек: 30 фунтов муки в месяц.
Немало для одного человека, но недостаточно для семьи из семи человек. Муку
растягивали недели на две. Варили мучную болтушку, заправляли щавель и
лебеду. Но часто и эта жалкая похлебка вставала колом в горле: за окном
выстраивалась толпа голодающих из южных районов, и душу выворачивал
настойчивый жалобный стон: "Тетя, дай!"
Из своей порции, если у нас дома была какая-нибудь еда, я часть уделяла
Верочке. Вцепившись цыплячьими лапками в мисочку, она мигом проглатывала
содержимое, потом пальцем показывала на окно. Моя подруга выносила ее на
солнышко и сажала на траву. Она сразу падала на животик и желтыми,
старушечьими пальчиками начинала щипать траву и жадно запихивать ее в рот.
Это был железный ребенок!
Многих и многих детей и взрослых выкосила эта травяная диета, а она
себе жила, дожила до лучших времен и превратилась в прелестную девчушку.
(Наблюдая потом лагерных пеллагриков, я вспоминала Верочку на траве, в
которой ее младенческий разум угадал средство насыщения.)
Набирая букву за буквой, я думала над текстом наборов, вникала в их
смысл.
"Выкачка хлеба", "Встречный план". Какие будничные в ту пору слова. Но
какое ужасное содержание несли они в себе.
"Встречный план" - это не успевшие подняться на ноги и тут же
разоренные колхозы. "Выкачка хлеба" - это толпы голодающих, кочующих с места
на место в поисках пищи. Это сотни опустевших сел. Это трупы на улицах,
брошенные дети, горы голых скелетов на больничных повозках, которые, не
потрудившись чем-нибудь накрыть, везли на кладбище и, как мусор, сваливали в