"Андрей Волос. Недвижимость" - читать интересную книгу автора

По крайней мере она часто и шумно смеялась. Я не всегда понимал причины ее
смеха и привык списывать его на общую ее жизнерадостность. Я бывал у них
считанные разы, приезжая на пару дней, - пятнадцать лет назад... девять лет
назад... четыре года назад... два года назад, когда раскручивалась эта
бредовая история с тюрьмой и судом... - и всякий раз с огорчением
обнаруживал, что Аня снова до крайности назойлива в попытках выказать свое
хлебосольство. Это была какая-то чрезвычайно простая и утомительная народная
игра, по правилам которой я, видимо, должен был отказываться поднести ложку
ко рту и упираться до последнего, даже если б умирал с голоду; а партия
Ани состояла в том, чтобы все-таки накормить меня во что бы то ни
стало - хоть бы даже и до рвоты: на одном куске сижу, другой изо рта торчит.
Потому что если не изнасиловать меня пирожками и сосисками, то я на весь мир
ославлю за скаредность и бедность.
Так что лучше уж потом все в помойку, чем подумают, будто она чего-то
пожалела.
Как-то раз я имел дело с одним простым и милым человеком из деревни под
Кимрами; он и попросил: мол, как еще приедешь, привези бутылку водки,
которой в ту пору в Кимрах было днем с огнем не найти; я привез, отдал и не
хотел брать денег, но потом понял, что, если не возьму, мне придется с ним
спорить об этих деньгах до скончания века, - и тогда взял, чтобы он только
отвязался; а через неделю знакомые, жившие неподалеку, сказали, что Федор,
обычно не баловавший их вниманием, на этой неделе заходил четырежды и всякий
раз подолгу, с витиеватыми подробностями рассказывал, какой я жадный: привез
бутылку водки и взял с него за это деньги; и, по их словам, в его устах этот
поступок выглядел очень некрасиво...
Оставшись ночевать у Павла, я просыпался с заведомым чувством досады:
как бы рано ни было, с кухни уже доносились запах жареного и осторожный
лязг; это означало, что минут через десять
Аня, по обыкновению смеясь, поставит передо мной громадную тарелку, на
которой будут лежать штуки четыре полукилограммовых котлет поверх
маслянистого террикона свежего картофельного пюре.
Всем было понятно, все в глубине души соглашались, что такие количества
еды не практикуются в нормальном, неэпическом обиходе. Кроме того, это был
просто бессмысленный расход, а жили они всегда бедно. Аня работала по
торговой части, однако на таких мизерных должностях, которые позволяли
только достать, а не украсть. Павел платил алименты на Таньку и старался
больше времени проводить в разъездах, потому что в этом случае к его окладу
приплюсовывались командировочные или полевые. Кроме того, когда его отряд
выполнял топографические изыскания по договорам с колхозами - как правило,
проектировку ирригационных осушительных каналов, - он всегда мог
столковаться с председателем насчет того, чтобы купить по себестоимости
оковалок мяса или пару мешков картошки. В результате всех ухищрений их жизнь
можно было назвать сытой - но никак не богатой... Но так или иначе, любые
попытки уменьшить порцию вызывали с Аниной стороны нескончаемые уговоры,
протесты, громкие настаивания и обиды - и все это как нельзя лучше портило
аппетит.
А теперь Аня умерла, и мне было жалко Павла, потому что он выглядел
совершенно растерянным и, похоже, не понимал, как ему жить дальше.
- Что Вика? - спросил я, когда мы сели неподалеку на скамью, которой
уже была оборудована одна из свежих могил.