"Андрей Волос. Недвижимость" - читать интересную книгу автора

межкомнатных арок, одна из которых будет в этой стене (которая встанет не
там, а здесь), а вторая в той, которая сейчас тут, а будет двумя метрами
дальше. Будяев с готовностью признавался - а что ему еще оставалось делать?
Что же касается Ксении, то она не проявляла к происходящему никакого
интереса. Ей почему-то не нужно было знать толщину перекрытий и стоимость
киловатта электроэнергии. Она тоже сидела в кресле (опустилась в него, едва
поздоровавшись), вытянув скрещенные ноги и положив на колени свою черную
сумочку, и наблюдала за Оксаной, когда та появлялась в поле ее зрения, с
выражением снисходительного любопытства, с каким занятые серьезные люди
смотрят на детские забавы. Иногда она подносила пальцы к правому виску и
хмурилась, но когда я предложил ей что-нибудь от головной боли, Ксения
отказалась, причем снова посмотрела своим долгим-долгим и беспокоящим
взглядом ожидания и безнадежности. Из нескольких слов, брошенных Мариной
неделю назад, когда мы заговорили о ее клиентке, я заключил было, что у
Ксении все в полном порядке - молода, хороша собой, работает на
телевидении, ездит на лаковой японской машине. Жилье снимает - двухкомнатную
где-то на Ломоносовском; но ведь не век снимать? - и то правда; захотелось
своего, так пожалуйста: давай приценимся, во что встанет хорошенькая
двушечка в престижном районе. Причем она не собирается ничего продавать, а
следовательно, располагает соответствующей свободной суммой - что само по
себе немало. Что еще нужно человеку, чтобы испытывать ну хотя бы минутное
счастье?.. По идее, не подруга Ксении Оксана, а именно сама Ксения должна
была бы сейчас настырно влезать во все подробности своего красивого
будущего, бодро расхаживать, размахивать руками, отсекая слои воздуха,
планировать улучшения, предвкушать ремонт, отделку, мебель, множество
покупок и хлопот, - но почему-то вместо всего этого она принужденно сидела в
кресле, вытянув длинные ноги и ссутулившись, с плохо скрытой тоскливой
скукой слушала рассуждения Оксаны - и опять казалось, что от нее физически
ощутимо струится ток какого-то несчастья.
Через день или два Ксения и непременная при ней Марина появились снова.
Третьим теперь был ремонтный подрядчик - хмурый лысый мужик лет пятидесяти в
лоснящейся кожаной куртке и такой же кепке. Он с недовольной миной блуждал
по квартире, озирал стояки, качал головой над унитазом, топал ногами по
паркету, скреб желтым ногтем оконные рамы, стучал кулаком в стены, будто
проверяя прочность, и всякий раз, сделав то или другое, одинаково угрюмо
тянул довольно-таки душераздирающее:
"Да-а-а-а-а-а..."
Марина сопровождала подрядчика, подвергая легкой критике его
бессловесный пессимизм и указывая на кое-какие плюсы. В конце концов она его
разговорила, и подрядчик стал время от времени возмущенно восклицать,
посверкивая глазами из-под густых черных бровей: "Да разве это стояки?! Это
ж труха, а не стояки!" Или то же самое про подоконники и штукатурку: "Да
разве это штукатурка?! Труха это, а не штукатурка!.." По его словам
выходило, что квартира прогнила насквозь, ничего такого, что можно было бы
использовать впредь, здесь нету (Будяев клекотнул возмущенно: "А паркет?!" -
на что мужик только фыркнул), и уж если что-нибудь делать, то делать от и
до - всю заново и чуть ли не с самого фундамента. Звучало это все
чрезвычайно угрожающе.
Понятно, что подрядчик хотел обеспечить себе максимально широкий фронт
работ. Марина же хотела совершенно иного, а именно, чтобы Ксения купила