"Андрей Волос. Недвижимость" - читать интересную книгу автора

наконец эту чертову квартиру, найденную с таким трудом; сделать же это
Ксения могла только в том случае, если ей хватит денег не только на саму
покупку, но и на последующий ремонт. Я с удовольствием следил за их
бескомпромиссной схваткой, да и Будяев, изумленный накалом страстей,
заинтересованно покрякивал, переводя взгляд то на мужика-строителя, то на
Марину. Короче говоря, Ксенина агентша тоже оказалась не лыком шита, пахала
не за страх, а за совесть, и ее усилия не пропали даром: с первоначальных
восемнадцати тысяч подрядчик нехотя съехал до двенадцати на круг.
И в этот раз Ксения, словно речь шла не о ее деньгах и не о ее
квартире, сидела в кресле вытянув ноги, и на лице у нее было написано, что
она ждет не дождется, когда все это кончится и
Марина отпустит ее восвояси. Черная лаковая сумочка, как всегда, лежала
на коленях. Все галдели, и я едва расслышал, как в сумочке вдруг
приглушенно, но все равно довольно противно запиликал мобильный телефон.
Именно в эту секунду я случайно повернулся к ней и заметил, во-первых, что
она вздрогнула, а во-вторых, был удивлен, как изменилось ее лицо при этом
гнусавом и неприятном звуке: в первое мгновение исказилось испугом и
побледнело, затем просияло мгновенной радостью, и кровь прилила к щекам;
что-то негодующе шипя сквозь полуразомкнутые губы, она уже рвала застежку
сумки мелкими суетливыми движениями
(напоминающими птичье трепыхание - куда подевалась вся замедленность и
плавность?), а застежка почему-то не поддавалась; телефон все пиликал,
настойчиво выпевая несколько тактов из "Шербурских зонтиков"; сумочка
раскрылась, и пиликанье стало громче, а потом смолкло, потому что Ксения
отщелкнула крышечку и, приникнув к мембране с жадностью, с какой, пожалуй,
только погибающий от жажды мог бы приникнуть к воде, выдохнула:
"Алло!"
Раньше мне казалось, что человека нужно специально учить, чтобы он мог
использовать все возможности мимики, и именно этим занимаются в актерских
школах. Ксения не была актрисой, да и играть ей здесь было не перед кем -
Марина, подрядчик и Будяев шумели в коридоре, а я стоял на пороге, по мере
сил участвуя в обсуждении степени износа дверных коробок и самих дверей, и
совершенно случайно повернул к ней в этот момент голову. Радость на ее
просветлевшем лице жила не более четверти секунды: она услышала голос в
телефонной трубке, и лицо тут же помертвело - как лампочка, когда резко
падает напряжение. "О, привет, - сказала она через секунду. - Ага, я узнала.
Квартиру смотрю.
Ага. Что? Ой, я забыла. Давай завтра, о'кей? Ну ладно, Танюш, не
сердись. Я позвоню". Разочарованно щелкнула крышечкой и сунула телефон в
сумку.
Когда они ушли, Будяев усадил меня в кресло (это было то самое, в
котором только что сидела Ксения) и стал с обычной своей куриной
встревоженностью искать ответы на вопросы, которые могли возникнуть в
будущем как следствие вероятных событий. Я, по обыкновению, отключился,
время от времени отмечая свое участие в беседе кивками или заинтересованным
мычанием. Я устал, спешить уже было некуда, за окном стемнело, шел дождь, и
ничто не мешало мне побыть здесь еще минут десять. Я вытянул ноги, скрестив
их точно так же - правую поверх левой, положил руки на колени и
сконцентрировался, пытаясь уловить остатки ее тепла. Это ведь очень просто:
если хочешь понять какое-нибудь явление, нужно просто попытаться стать им -