"Курт Воннегут. Мать Тьма" - читать интересную книгу автора

- Я с нетерпением жду этого дня. Моя жена и я - мы с нетерпением ждем
этого дня, - сказал я.
- Как поживает ваша жена? - спросил Геббельс.
- Благодарю вас, процветает, - сказал я.
- Красивая женщина, - сказал он.
- Я ей передам это, ей будет чрезвычайно приятно.
- Относительно речи Авраама Линкольна... - сказал он.
- Да?
- Там есть впечатляющие фразы, которые можно прекрасно использовать в
надписях на могильных плитах на немецких военных кладбищах. Честно говоря, я
совершенно не удовлетворен нашим надгробным красноречием, а это, кажется,
как раз то, что я давно ищу. Я бы очень хотел послать эту речь Гитлеру.
- Как прикажете, - сказал я.
- Надеюсь, Линкольн не был евреем? - спросил Геббельс.
- Я уверен, что нет.
- Я попал бы в очень неловкое положение, если бы он оказался евреем.
- Никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь это предполагал.
- Имя Авраам само по себе очень подозрительно, - сказал Геббельс.
- Его родители наверняка не сознавали, что это еврейское имя. Им,
вероятно, просто понравилось его звучание. Это были простые люди из глуши.
Если бы они знали, что это еврейское имя, они выбрали бы что-нибудь более
американское, вроде Джорджа, Стэнли или Фрэда.
Через две недели Геттисбергская речь вернулась от Гитлера. Наверху
рукой самого der Fuehrer было начертано: "Некоторые места чуть не заставили
меня плакать. Все северные народы едины в своих чувствах к своим солдатам.
Это, очевидно, связывает нас крепче всего".
Странно, мне никогда не снились ни Гитлер, ни Геббельс, ни Гесс, ни
Геринг, никто из других кошмарных деятелей мировой войны за номером два.
Наоборот, мне снятся женщины.
Я спросил Бернарда Менгеля, моего ночного сторожа здесь, в Иерусалиме,
что, по его мнению, я вижу в снах.
- Что вам снилось прошлой ночью? - спросил он.
- Все равно какой.
- Прошлой ночью это были женщины. Вы снова и снова повторяли два
имени.
- Какие?
- Одно - Хельга.
- Это моя жена.
- Другое - Рези.
- Это младшая сестра моей жены. Только имена, и все?
- Вы сказали: "Прощайте".
- Прощайте, - отозвался я. - Это, конечно, имело смысл и во сне и
наяву. И Хельга и Рези - обе ушли навсегда.
- Еще вы говорили о Нью-Йорке, - сказал Менгель. - Вы бормотали
что-то, затем сказали: "Нью-Йорк", а потом снова забормотали.
Это тоже имело смысл, как и большая часть того, что я вижу во сне. Я
долгое время жил в Нью-Йорке, прежде чем попал в Израиль.
- Нью-Йорк, должно быть, рай, - сказал Менгель.
- Для вас, может быть. Для меня он был адом, даже хуже ада.
- Что может быть хуже ада? - спросил он.