"Побег из Араманта" - читать интересную книгу автора (Николсон Уильям)Глава 8 Семья Хазов пристыженаУ самой двери Кестрель замерла и осторожно выглянула в замочную скважину. Двое городовых расхаживали по внутреннему двору с воинственным, но бесцельным видом. Юная мятежница запрятала карту подальше в карман, глубоко вдохнула и закричала, распахнув скрипучую створку: – Помогите! Император… Помогите! – Что? Где? – рявкнули в один голос военные. – Там, наверху! Император! Помогите, скорее! Она так душераздирающе вопила, что городовые без лишних вопросов бросились вверх по витой лестнице сломя голову. Девочке только это и было нужно: не теряя времени, она тут же припустила через дворик, вниз по длинному коридору – и вылетела стрелой на главную площадь, где красовалась величественная статуя Креота Первого. В Оранжевый округ беглянка возвращалась окольными путями, стараясь не попадаться никому на глаза. Вот и родная улица. Надежды Кестрель незаметно проскользнуть к себе рассеялись как дым. Вокруг дома Хазов собралась приличная толпа зевак, и чуть ли не из каждого окошка торчала чья-нибудь любопытная голова. У двери стояли два городовых, покручивая в руках служебные медальоны и бросая по сторонам сердитые взгляды. Все явно чего-то ждали. Кестрель направилась к дому, хотя от пережитого страха и дурных предчувствий ноги едва несли ее. Руфи Блеш, который уже издали заметил мятежницу, сам подбежал к ней. – Эй, у вас такая беда! – восторженно завопил мальчик. – Твоего любимого папочку забирают! – Что? – Уводят на городские Курсы Обучения. – Руфи понизил голос. – Наш отец сказал, это все равно что в тюрьму, только зовется по-другому. А мать говорит, будто туда попадать ужасно стыдно и хорошо, что мы переезжаем в Алый, там уже не придется разговаривать с такими, как вы. – А чего ж ты сейчас говоришь со мной? – Ну, пока-то его не забрали, – беззаботно ответил сосед. Подкравшись поближе, девочка нырнула в подворотню и, прячась за мусорными баками, побежала к заднему крыльцу. В окно она увидела, как мама возбужденно расхаживает по кухне, качая на руках малышку. Бомена с ними не было. Беглянка послала ему беззвучный зов: Ответ пришел в ту же секунду, а с ним – огромная волна радости: Брат выглянул в окошко детской спальни. Девочка помахала ему рукой. Бомен оторвался от окна и быстро спустился в прихожую. Папа стоял посреди комнаты и упаковывал чемодан. На диване для гостей важно сидели школьный учитель близнецов господин Бач и член Коллегии экзаменаторов господин Миниш. Что один, что другой выглядели мрачнее черной тучи. Господин Бач извлек из кармана часы. – Уже на тридцать минут выбиваемся из расписания, – объявил он. – Нет никакого способа узнать, когда вернется этот ребенок. Думаю, нам пора уходить. – Как только ваша дочь явится домой, немедленно сообщите квартальному городовому, – предупредил господин Миниш. – Как же я сообщу, если меня здесь не будет? – вежливо возразил Анно. – Давайте-ка, сэр, поторапливайтесь. Господин Бач весь извелся, наблюдая за этим взрослым растяпой, который рассеянно глазел на горы книг и одежды. – Не забудь бритву, пап, – невинным голосом произнес Бомен. – Бритву? Отец округлил глаза. Полчаса тому назад мальчик сам уложил ее в чемодан. – И зубную щетку. Там, на зеркале в ванной. – В ванной? – Папа все понял. – Ах да, точно. – Ну так несите их, и побыстрее, – рявкнул господин Бач, доведенный до белого каления. – Да-да, конечно. И Анно Хаз заторопился вверх по лестнице. В прихожую вошла мама с крошкой Пинпин на руках. Тревога, царящая в доме, передалась малютке, и та негромко хныкала. – Не выпили бы вы чего-нибудь, чтобы скоротать ожидание? – спросила учителей Аира. – О да, – обрадовался господин Миниш. – Стакан лимонада, если вас не затруднит. – Господин Бач, а вам нравится лимонад? – Пожалуй, мадам. Холодный стаканчик был бы в самый раз. И госпожа Хаз деловито направилась на кухню. Между тем Анно раскрыл дверь ванной, увидел свою дочь и молча заключил ее в объятия. Целуя мокрое от слез лицо Кестрель, он испытал глубочайшее облегчение. – Милая моя. Я уже начал бояться. Девочка шепотом поведала ему о школе для Особых уроков. Отец испустил громкий стон. – Не позволяй им сделать это с тобой. Никогда-никогда, слышишь, Кесс? – Почему? Что там такого? Но папа только печально качал головой и повторял: – Не надо, не позволяй им, Кесс. Потом она рассказала про человека, называющего себя повелителем Араманта. – Император! Ты его видела? – Он хотел, чтобы я раздобыла голос Поющей башни. И дал мне вот это. – Девочка показала старую карту. Отец развернул шуршащий свиток – и уставился на него в изумлении. – Кесс, это же очень, очень… – Руки мужчины задрожали. – А еще император говорит, что Морах – настоящая и держит нас под своей властью. Анно задумчиво свел брови, потом кивнул. – Здесь так и написано. Это наречие древних мантхов. А карту, конечно же, рисовало племя Певцов. – Какое племя Певцов? – Известно только, что жили они в давние времена и построили Поющую башню. О Кесс, милая, дорогая Кесс! Как же мне выбраться на волю? И что станется с тобой? Заразившись волнением отца, девочка крепко схватила его за руку, словно боялась отпускать одного. – Так это все правда? – Получается, правда, милая. Папа умеет читать на языке Древних мантхов. Гляди, тут сказано: «Великий Путь». А здесь: «Трещина-Посреди-Земли». Вот «Чертоги Морах», а эта надпись гласит: «В полымя». Анно перевернул свиток. Буква с длинным хвостиком, похожая на «S», сразу же привлекла внимание опытного библиотекаря. – Видишь, это символ, которым обозначало себя племя Певцов. – А император называл его «голос башни». – Выходит, они придали голосу форму собственного знака. Мужчина впился глазами в поблекшие строки, медленно складывая буквы в слова. – «Голос Поющей башни… принесет вам свободу. Ищите… родную землю». Анно посмотрел на дочь, и глаза его ярко вспыхнули. – Ах, если бы мне только вырваться… Он принялся мерить шагами ванную комнату. В голове будущего узника один за другим рождались великие планы, каждый из которых рассыпался, будто карточный домик. Наконец папа горько покачал головой. – Нет, они забрали бы Аиру и детей… От этой мысли его передернуло. – Лучше пойти проверяльщикам навстречу. Не так уж и страшно меня наказывают. До Великого экзамена можно и потерпеть. Подумаешь, Курсы Обучения. – Темница, ты хотел сказать? – Ну уж, – ласково возразил отец. – Не делай из мухи слона. Может, если я постараюсь как следует и наберу много баллов, тогда и тебе по моей просьбе дадут еще одну попытку. – Не нужна мне вторая попытка. Я их всех ненавижу. – Но мама и я не вынесем, если с тобой… – Анно прикусил губу. – Ради тебя я пошел бы на все, милая. Умер бы, если надо. Только, кажется, господам экзаменаторам отлично известно, что я ни на что не годен. Мужчина умолк, задумчиво глядя на карту. Снизу донесся недовольный окрик: – Спускайтесь же, сэр! Мы ждем! – Император сказал, стоит башне запеть, и контрольных больше не будет, – подала голос девочка. – Так и сказал? Печать безысходной тоски на миг покинула ясные глаза отца. – Дорогая, тебе нельзя идти, ты еще маленькая. И вообще, из города просто так не выпустят. За тобой следят. Нет-нет, обязательно подожди, пока я не вернусь домой. Тем временем внизу, в прихожей, учителя в нетерпении хрустели пальцами. В горле у обоих давно пересохло, а госпожа Хаз почему-то не спешила с обещанными стаканами. Наконец она появилась на пороге. Крошка Пинпин мирно спала на руках у мамы. Господин Бач так и прожег обманщицу испепеляющим взглядом, а господин Миниш нахмурился и в который раз посмотрел на часы. – Мадам, вы что-то сказали про лимонад, – возмущенно промолвил классный учитель. – Разве? – подняла брови Аира. – Вы предложили нам выпить, – с нажимом продолжал мужчина. – Неужели? – удивилась госпожа Хаз. – Вот именно, мэм. Вы спросили, не мучит ли нас жажда. – Как же, как же, прекрасно помню… – И мы ответили утвердительно. – Было и такое. – Ну и где же он? – Кто, господин Бач? Вы изъясняетесь загадками. – Вы осведомились, нравится ли нам лимонад… «… глупая», – чуть не вырвалось у него по старой учительской привычке. – Мы сказали, что не откажемся выпить. Теперь вы обязаны принести по стаканчику. – С какой стати? – Потому что… Потому что нам хочется. – Господин Бач, боюсь, произошло недоразумение. В доме нет ни капли лимонада. – Как это ни капли? Мадам, вы сами предложили нам напиток. Будете отрицать? – Нельзя предложить то, чего у тебя попросту нет. Я только спросила, нравится ли вам лимонад. А это совсем другое дело. – Славная шутка! Спрашивать человека, любит ли он что-то, не собираясь его этим угощать! – Странно вы рассуждаете, господин Бач. Мало ли что кому по душе, а я – вынь да положь? Вам, без сомнения, приятны долгие летние вечера. И где же я их возьму? Господин Миниш поднялся с места. – Довольно цирка. Зовите городовых. Классный учитель встал следом за ним. – Мы непременно разыщем вашу дочь и побеседуем с ней по-своему. Увидите. – Вы идете, сэр? – прокричал член Коллегии экзаменаторов. – Или привести вас силой? Дверь ванной комнаты отворилась. Пока приговоренный спускался по ступенькам, учитель высунул нос на улицу и предупредил городовых: – Господин Хаз уже выходит. Заинтересованные зрители подступили ближе. Анно простился с родными: чмокнул уснувшую крошку Пинпин, поцеловал жену – в глазах гордой Аиры Хаз блеснули слезы. И нежно прижал к себе сына, успев напоследок шепнуть: – Присмотри за Кестрель. Но вот он поднял чемодан и шагнул за порог. Городовые тут же пристроились по бокам, а учителя угрюмо побрели сзади. Ротозеи молча попятились, пропуская маленькую процессию. Хазы стояли на переднем крыльце, держались прямо и махали вслед отцу, как если бы тот уезжал на выходные. Зрители качали головами, глядя на подобное унижение. – Вот бедняга, – сочувственно перешептывались соседи. На углу Анно Хаз остановился, бросил прощальный взгляд на близких и помахал им в ответ. Бомен навсегда запомнил и широкий взмах, и особенную улыбку. В ужасный миг разлуки мальчик словно прозрел: он разом постиг чувства папы, ощутил его безграничную любовь к семье, горячую, сильную и неистребимую, но вместе с ней услышал безмолвный вопль отчаяния: «Увидимся ли мы когда-нибудь вновь?!» Отец Руфи Блеша тоже заметил полный достоинства жест Анно и, наклонившись к уху жены, прошипел во всеуслышание: – Пусть себе скалит зубы сколько угодно, родных ему больше не видать. Тогда Бомен поклялся в самой глубине сыновнего сердца, что не остановится ни перед чем, лишь бы вернуть папу, – если придется, разнесет по камешку весь этот чистенький, прилизанный город. Ибо что значат судьбы Араманта по сравнению с одной-единственной улыбкой отца, полной отваги и нежности? |
||
|