"Курт Воннегут. Мальчишка, с которым никто не мог сладить (сб."Колыбель для кошки")" - читать интересную книгу автора

под самый конец, уже заворачивая на стоянку для учительских машин, он
наконец нашел подходящие слова.
- Бывает, - сказал Гельмгольц, - я чувствую себя таким заброшенным и
так мне все надоест, что, кажется, сил никаких нет это терпеть. Так и
подмывает выкинуть какой-нибудь дурацкий фокус всем назло - даже если мне
самому потом хуже будет.
Джим мастерски выпустил колечко дыма.
- Но откуда ни возьмись!.. - сказал Гельмгольц. - Но откуда ни
возьмись, Джим, приходит мысль, что у меня есть хотя бы один крохотный
уголок вселенной, который я могу сделать таким, как хочу, - точь-в-точь
таким! Я могу сбежать туда и упиваться торжеством, я как будто вновь родился
и все на свете прекрасно.
- Да вы счастливчик, - сказал Джим. Он широко зевнул.
- Верно, так оно и есть, - сказал Гельмгольц. - Мой уголок вселенной -
воздух над моим оркестром. Я могу наполнить его музыкой. У нашего зоолога,
мистера Билера, есть бабочки. Мистер Троттмен, физик, заворожен своими
маятниками и камертонами. Добиться того, чтобы у каждого человека был такой
уголок, - пожалуй, самое главное для нас, учителей. Я...
Дверца машины открылась, хлопнула, и Джима как не бывало. Гельмгольц
наступил на сигарету Джима и затолкал ее поглубже в гравий, которым была
засыпана стоянка.
Первое занятие Гельмгольца в это утро начиналось в группе С - здесь
новички барабанили, пиликали и дудели кто во что горазд, и им предстоял еще
долгий-долгий путь через группу В в группу А, в оркестр Линкольнской высшей
школы - лучший оркестр в мире.
Гельмгольц взошел на пульт и поднял дирижерскую палочку.
- Вы играете лучше, чем вам кажется, - сказал он. - И-раз, и-два,
и-три.
Палочка порхнула вверх. И группа С ринулась в погоню за Прекрасным -
рванула с места, как заржавленный паровоз, у которого поршни застревают,
трубы забиты, клапаны протекают, в подшипниках засохла смазка.
Но к концу урока Гельмгольц по-прежнему улыбался, потому что в душе
слышал эту музыку так, как ей предстоит прозвучать в один прекрасный день.
Горло у него саднило, он весь урок подпевал оркестру. Он вышел в коридор
напиться.
Склонившись к фонтанчику, он услышал звяканье цепочек. Он поднял глаза
на Джима Доннини. Толпа учеников ручейками выливалась из дверей классов,
иногда эти ручейки закручивались веселыми водоворотами, потом снова
стремились дальше. Джим был совершенно один. Если он и останавливался, то не
для дружеского слова - нет, он обмахивал носки своих сапог о собственные
брюки. Он как будто играл шпиона в мелодраме - все он видит, все ненавидит и
ждет не дождется того дня, когда все полетит в тартарары.
- Здорово, Джим, - сказал Гельмгольц. - А я как раз думал о тебе. У нас
после уроков собирается великое множество всяких клубов и кружков. Там
всегда можно познакомиться с новыми людьми.
Джим смерил Гельмгольца с ног до головы пристальным взглядом.
- А может, я не желаю знакомиться с новыми людьми? - сказал он. - Это
вам в голову не пришло?
Уходя, он старался печатать шаг, чтобы цепочки звенели погромче.
Когда Гельмгольц вернулся к своему пульту, он нашел записку с