"Андрей Воронин. Антимавзолей ("Слепой" #30) " - читать интересную книгу автора

фонари. Вскоре были доставлены три мощных, питающихся от аккумуляторов
фонаря с большими рефлекторами. Клыков поставил у входа в бункер двоих
охранников и велел смотреть в оба. Еще одного охранника они решили взять с
собой - просто чтобы третий фонарь не пропадал понапрасну и еще на тот
случай, если придется двигать что-то тяжелое и вообще применять физическую
силу.
Когда все приготовления были закончены, Клыков вдруг спохватился, снова
наклонился над трупом чекиста и попытался осторожно убрать его руку с
кобуры. Как он ни осторожничал, сухие, больше не скрепленные истлевшей
плотью и сухожилиями кости рассыпались под его пальцами. Клыков гадливо
скривился, но не отступил и, откинув клапан кобуры, вытащил оттуда
вороненый, лишь самую чуточку тронутый ржавчиной "ТТ".
- Не нравится мне это, - повторил он. - Гляди, документы забрали, сейф
очистили, даже со стола все бумажки убрали - графики дежурств, номера
"горячих" телефонов и что там еще могло лежать, - а ствол оставили.
- А что тебя удивляет? - играя кнопкой фонаря, сказал Георгий
Луарсабович. - Я бы тоже, так поступил, потому что документы - это важно, а
оружие - это просто железо, которого в нашей стране во все времена было
сколько угодно.
- Меня это не удивляет, - терпеливо объяснил Клыков. - Это просто
доказывает, что убили его действительно не бандиты какие-нибудь, а свои -
такие же чекисты, каким был он сам. Это и впрямь была секретная операция, и
именно это мне не нравится. Знаешь, батоно, ведь бывают дела, не имеющие
срока давности. И сдается мне, что мы с тобой сейчас собираемся влезть как
раз в такое дело.
- Уже влезли, - поправил Гургенидзе. - Только не надо драматизировать,
Николай. Если бы об этом месте хоть кто-то помнил, мне бы не продали эту
землю. Давай открывай. Мы что, всю жизнь будем торчать в этом тамбуре?
Клыков вздохнул. Георгий Луарсабович стоял рядом с ним в своем дорогом
кашемировом пальто, в измазанных глиной резиновых сапогах, с громоздким
аккумуляторным фонарем в руке и нетерпеливо переминался с ноги на ногу, как
огромный карапуз, стремящийся поскорее оседлать деревянную лошадку карусели.
Все это здорово смахивало на фрагмент какого-то бредового сна, и отставной
подполковник армейской разведки Клыков от души пожелал, чтобы там, за
герметичной стальной дверью, не обнаружилось ничего, кроме голых бетонных
стен, темноты и сырости. Никакого любопытства он не испытывал - ему было
тоскливо и хотелось поскорее убраться восвояси. Гургенидзе когда-то был
доктором микробиологии, и сейчас, по всей видимости, им двигала неутоленная
любознательность ученого, для которой в его теперешней жизни просто не было
пищи. У себя в лаборатории он смолоду привык разгадывать казавшиеся
неразрешимыми тайны бытия, видеть вещи обычно скрытые от людских глаз, и
теперь ему этого, наверное, здорово не хватало. Клыков его отлично понимал,
но легче ему от этого не становилось: в отличие от своего хозяина, Николай
Клыков знал, что бывают тайны, о существовании которых лучше даже не
догадываться, и двери, в которые не стоит заглядывать, как бы тебя ни
терзало любопытство. Впрочем, он знал и еще кое-что: уж если Гургенидзе
что-то втемяшилось в голову, он непременно добьется своего, чего бы это ему
ни стоило. Запрети ему сейчас лезть в это подземелье, он все равно найдет
способ туда проникнуть, причем сделает это один, без охраны, и почти
наверняка свернет себе шею. Так пусть уж безумствует под присмотром, раз все