"Арсений Васильевич Ворожейкин. Под нами Берлин ("Истребители" #4) " - читать интересную книгу автора

- Правильно, Игорь. - Я разделял мнение товарища. - Коммунистом себя не
объявляют, а доказывают это на деле, в бою.
- Наверно, погиб, - подавленно проговорил Лазарев, понурив голову. Его
высокая, сутуловатая фигура еще больше согнулась. На осунувшемся лице
застыло выражение страдания. Очевидно, он понял, что поспешил с атакой на
"фоккера". Мне хотелось обрушить на него весь свой гнев, но, вспомнив слова
Тимонова: "Это дело нехитрое... Для нас сознание собственной вины - самое
действенное наказание", я сдержался.
Да и в чем виноват Лазарев? Задор молодости и ненависть к фашистам
заставили его забыть об осторожности. И понятно, что как только он увидел
перед собой хвост вражеского истребителя, сразу же кинулся на него. А что
это была приманка, Лазарев просто не мог понять. В бою с этим тонким
тактическим приемом ему еще не приходилось сталкиваться. Мы с Кустовым, хотя
и знакомы были с этой хитростью, а тоже не сумели быстро разобраться во всей
хорошо продуманной комбинации, поэтому, не раздумывая, бросились на защиту
Лазарева.
У нас взаимовыручка стала как бы инстинктом. На это фашистские летчики
и рассчитывали, заранее предугадав наши действия. И у них получилось
неплохо. Враг в своих целях сумел использовать против нас даже нашу силу -
взаимовыручку. Сложна психология боя, и не так просто в ней разбираться.
- Понимаешь ли ты свою ошибку? - спросил я Лазарева.
- Теперь дошло, - выдавил он. - Лучше бы самому погибнуть, чем...
Кустов оборвал его:
- Выбрось глупости из головы! Состраданием Тимоху не воротишь.
Погибнуть в бою легче всего.
Нас окружили техники, летчики. Весь аэродром хотел знать, почему не
возвратился с задания Тимонов.
Смерть на фронте витает всюду. Очевидно, поэтому и говорят, что к ней
можно привыкнуть. Но это только говорят. К смерти не привыкают. А несчастье
с Тимоновым, любимцем полка, особенно больно задело нас. Его пытливый ум и
острие, но доброжелательные шуточки, задушевность и чистота передавались
всем, кто только с ним встречался И главное - он был настоящим товарищем в
любых условиях.
Все восприняли случившееся как личное горе. Тимонов молод, но он много
сделал. Не раз этот рядовой авиации приносил победу в воздушных боях. И
сегодня он один сумел разбить строй фашистских бомбардировщиков. Где
появлялся Тимоха - там была победа. А ведь он был щупленький и, по сути
дела, больной человек, не имеющий законного права по состоянию здоровья быть
истребителем.
- Надо бы сейчас слетать на У-2 и узнать, что с Тимохой? - предложил
Кустов. - Может, чем-нибудь поможем?
Я пошел на КП. Оттуда уже к нам бежал начальник штаба майор Матвеев.
Федора Прокофьевича за седую голову (да и по годам в полку он был старше
всех) мы звали стариком, хотя в работе и по темпераменту он не уступал
молодым. "Старик", не дав мне доложить по форме о вылете, с тревогой спросил
о Тимонове:
- Как сбит? - вырвалось у него такое же восклицание, как и у техника
Мушкина. - Ай, Тимоха, Тимоха, - сокрушался Федор Прокофьевич.
Я попросил майора позвонить полковнику Герасимову, чтобы он выделил
ПО-2 слетать на передовую.