"Михаил Васильевич Ворскла. Письма в Снетин " - читать интересную книгу автора

- Отступись, я устала уже от твоих шуток. Шутник.
- Людмила Евгеньевна!!
- Ой, черт! Что ты! Что ты! Увидят, пусти. Увидят.
- Да никто не увидит. Я запретил всем смотреть.
- Да вон молодой человек смотрит.
- Молодой человек у нас давно в бессознательном состоянии.
- Очнулся он. Пусти. Вот лишень, как больно ухватил, теперь синяк
останется. Что я мужу скажу?
- Очнулся? Странно. Ну что ж, это хорошо.
- Все, Микола Степанович, я ушла. Ключи в процедурной. Буду только во
вторник.
И Людмила Евгеньевна застучала сапожками на высоком каблуке по
коридору. А Микола Степанович принялся щуриться в сторону ближней палаты,
дверь которой была приотворена ровно вполовину. С минуту он смотрел
пристально: дыхание ровное, бестрепетное, румянец близок к здоровому, кашель
редок. Микола Степанович, удивленный, пошел прочь. Где-то далеко, у
процедурной, он взглянул в блестящий оргстеклом стенд, предостерегающий
проходящих от педикулеза, и отраженному себе сказал в слух: "И температура,
судя по всему, приняла тенденцию к снижению. Да. Надо же. Настасья
Филипповна? Где вы, родная моя? Настасья Филипповна!"

А в серых окнах галки кричали, кружились над домами живым смерчем, одни
уходили ввысь, другие оседали. Из коридора упал в палату дежурный луч света.
Уборщица мыла пол. Поставила ведро с колышущейся пеной, на ведре густо
выведено "Сан. 201". Что это значит?
Андрею стало легче. Сколько он лежал, никто с уверенностью не скажет,
если только не прочитать в журнале. Он захотел встать и захотел осмотреть
новые места, но кружилась голова, а на тумбочке, он приметил, лежали яблоки,
заботливой рукой выстроенные в рядок. "Чего не спишь в такую рань?" -
приблизилась уборщица. Она была женщиной в возрасте, одним глазом косила и
страшно выстукивала шваброй по грубым, забитым многолетним сором плинтусам.
"Плохо тебе? Хорошо? Я сестру позову. Что? Ручку? Какую ручку? И бумагу,
чтобы писать? Что придумал. Я тебе покажу, ручку. А ну, спи!"
Проходили бессчетные часы, и раздавались голоса за стеною: поселялись в
палатах новые больные, а старые выписывались. И уборщица гремела шваброй у
новых больных. В одном месте беседовала со стариком о судьбах мира, в другом
с девушками о женихах и веселье. Между прочим, презабавную сказку
рассказывала.

(Сказка кривой на один глаз уборщицы)

Приехали в одно небольшое селение на красных "Жигулях" свататься к
самой красивой девушке. Выбрали двор, где цветут белые лилии, остановились у
ворот. Входят в хату старосты. У них каравай румяный на рушнике и всякие
положенные речи. Подошел черед жениха показать. Кликнули старосты, и явился
жених. Только все сразу рукавами глаза поприкрывали, столько свету полыхнуло
в комнату. Такой красавец, стройный, статный, точно директорский сын;
двубортный костюм на нем, белые манжеты, цветочек в петлице. Спортивного
образа жизни, не курит, не пьет. Усики едва пробиваются, а в глазах уже
глубина проглядывает. А лицом красив, точно месяц на рассвете. И отдали за