"Валерий Вотрин. Алконост" - читать интересную книгу автора

И, очутившись в приливной волне немигающих этих взглядов, в которых сквозило
нечто большее, чем просто любопытство, чувствуя себя в фокусе внимания чуть
ли не всего города Калькутты, Бабанов вдруг ощутил, почувствовал, как
проницаешь иногда сквозь уличный грохот трамвая равномерное тиканье ходиков,
что кое-кто на него все-таки не смотрит.
На Бабанова не смотрела птица. А ведь должна была бы смотреть - Бабанов
все-таки ее покупал. Но птице, похоже, было все равно. Она смотрела в землю,
не отрывая глаз от полуобглоданного кукурузного початка, и лица ее было
почти не видно. Бабанов заметил только, что оно женское и совершенно не
похоже на лица индийских женщин. Большего он рассмотреть не смог, потому что
сзади напирали, пожирая глазами деньги в его руках, к тому же птица
временами резко поворачивала голову, не давая себя разглядеть.
Принимая от Бабанова деньги, продавец, худой иссохший человек в чалме,
что-то коротко проговорил. Он сказал, тут же перевел провожатый Бабанова,
что господину нечего бояться: Гаруда никуда не улетит, ибо у нее подрезаны
крылья. Бабанов взглянул на крылья. Крылья были огромные, отливающие
металлом, и не было похоже, что они подрезаны. Она осуждена, сказал индус.
Быть может, она уже искупила свою вину, нам это неизвестно, ибо никто не
может прозреть волю богов. Но у нее подрезаны крылья. Она не может взлететь
обратно на небеса. Крылья заживут, полуутвердительно сказал Бабанов. Они не
заживут сами, сказал индус. Вот оно как, сказал Бабанов. Спихнуть пытаются?
- мелькнула у него в голове мысль. Но деньги он все же отдал.
Садясь в самолет, он с боем выбил себе право везти странное существо в
салоне, а не в специальном отсеке для перевозки животных. Он опасался, что
возникнут трудности с таможней. Но их не было. Похоже, таможенники сами были
рады отправить птицу с Бабановым. Во всяком случае, так ему показалось.
Птице же было безразлично, что делается вокруг. Только при взлете она вдруг
мучительно сморщилась, и он увидел, что у нее дрожат крылья. Но это скоро
прошло. Глаза ее оставались закрытыми: она заснула.
Теперь он мог рассмотреть ее. Мог, да не мог. Это лицо чем-то
отталкивало, и не хотелось даже смотреть на него, не то чтобы рассматривать.
Даже в профиль, с закрытыми глазами и плотно сжатым ртом, оно запрещало
смотреть на себя, точно храня какую-то несказанную тайну, о которой могут
знать только избранные. Бабанов не чувствовал себя таким избранным. Вернее,
он чувствовал, что его избранным не считают. Про себя он отметил только, что
лицо ее сильно обветрено и очень бледно. И еще что-то. Да, она была не
накрашена. Он уже забыл, когда видел так откровенно не накрашенную женщину.
Какая она тебе женщина, оборвал он сам себя. Это же птица. Она не может
каждое утро наводить макияж перед зеркалом. Она не пользуется масками и
кремами. Она птица. Летает, и ветер дует ей в лицо.
Вокруг них давно уже образовалось пустое пространство: те пассажиры,
что попугливее, пересели подальше и временами боязливо оглядывались. Только
сзади на своих местах остались два кавказских человека. Этих, по-видимому,
ничем удивить было нельзя. Перед началом полета, пробираясь на свои места,
они мельком взглянули на птицу, переглянулись и с тех пор были заняты
исключительно своими разговорами, ни на кого, кроме как на стюардесс,
внимания не обращая. А последние возле Бабанова появляться избегали. Только
в начале полета одна выросла рядом с ним, передала ему с подноса стакан
минеральной воды, бросила взгляд на птицу, пискнула и унеслась.
Она уже не летает, вернулся он к своим мыслям. Летала когда-то, а эти