"Валерий Вотрин. Лемминг" - читать интересную книгу автора

большого любимого зверя человечества. А конца не видно. Весьма труден их путь,
загремевших, застучавших, с пробивающимися из всех щелей струйками пара. Что
впереди? Он опамятовался и пошел на выход, забыв взять зонтик и очки, так и
оставшиеся на столе-капоте.

Вышел на площадь, а тут был дождь, нескончаемый крик клаксонов и круженье
автомобильных силуэтов. На площади было кольцо, по которому можно было выехать
из города. Вот машины и доползали сюда, проезжали по кольцу и, взревев,
заезжали в тесную боковую уличку, которая затем плавно переходила в широкую
свободную автостраду. Прижимаясь к сырым каменным стенам домов, Кромбахер
перешел на другую сторону площади и тут в ларьке у портала древней романской
церкви купил себе сигарет. Цепь машин, сделав виток, исчезала в другом конце
площади, не достигая двухбашенного островерхого здания ратуши, которое очень
плохо просматривалось отсюда сквозь дождевую взвесь.

Гуляющих на площади сегодня не было. Редкие парочки стояли здесь и там,
глядя на круженье автомобилей в центре площади. Кромбахер перешел еще одну
улочку и пошел вдоль стены бывшего картезианского монастыря, ныне приюта для
сирот. В сводчатых грязных окнах виднелись бледные, прильнувшие к стеклам
лица. Он совершенно внезапно понял вот что. Правильнее было бы и намного
логичнее, если бы посередине площади пучилась медленная асфальтовая воронка,
этакий зыбун или жадная пасть Хроноса, пожирающего своих детей, которая
засасывала бы в себя свои покорные жертвы, бедных околдованных кроликов,
издалека загипнотизированных вязким чмоканьем урбанизированного монстра. Эта
версия наглядного мифа предполагала хотя бы объяснимую концовку происходящего,
а не это ли исток и причина всякого мифа, версии коего многолики и
плюралистичны, на все вкусы и мнения, каковым, впрочем, и должен быть миф,
Лернейская гидра действительности с не прижженными головами. Один зыбун на
площади, другой где-нибудь за городом, в поле, откуда машины, отчищенные от
пепла пути стерильной сокровенной рудой подземных гномов, появляются
прихорошенные и готовые ехать вновь, как тот царевич сказок, прошедший
технический осмотр своего тела посредством живой воды и кипящего молока, может
с этого момента именоваться царем всего сущего и иже с ним.

У ратуши Кромбахер увидел бургомистра. Бургомистр барон Норберто Мария да
Кампофрегозо стоял у входа и, выставив живот, выпятив пухлую нижнюю губу,
хмуро смотрел на площадь, где уже рассеялся мистический Кромбахеров зыбун, и
машины, перестав нырять под землю, вновь уходили по боковой улочке в сторону
автострады.

- Они все едут и едут, - мрачно и яростно выговорил он, глядя, как
загорается-потухает огонек на конце сигареты Кромбахера. - Что скажете, доктор
Герберт Кромбахер? Помнится, это вы говорили, довольно образно и остроумно,
что где-то будто бы прорвало шлюзы, и вместо нечистот ползут по улицам машины.

- Это говорил не я, - ответил Кромбахер. - Это говорил Хьелланн.

- А, Хьелланн! - сказал барон Норберто Мария. - Доктор Эварист Хьелланн,
великое светило психиатрии!