"Владимир Возовиков. Четырнадцатый костер" - читать интересную книгу автора

тоже умеет ходить неслышно, и появление его часто внезапно...
Под тяжелым копытом звонко ломается морозный сушняк, и не надо гадать,
чей вызывающе неосторожный шаг будоражит лес, заставляя сорок яростно
стрекотать. Так ходит по лесу лишь кабан. Вот она, торпедообразная, в черной
щетине туша на сухих сильных ногах. Тяжелый клин головы угрюмо опущен,
сверкают маленькие злые глазки да желтые ятаганы клыков. Страшен секач на
вид, и не зря столько былей и небылиц о свирепости его ходит среди
охотников. Впрочем, тяжело раненный, загнанный преследователями, он имеет
привычку бросаться назад по собственному следу, ничего не видя в кровавом
тумане, и тогда лучше не стоять на пути отяжелевшей клыкастой торпеды...
Вспомнился веселый рассказ егерей, как однажды приехали в хозяйство
иностранные гости - опыт перенять, побывать на русской охоте, - и повели их
в самые кабаньи дебри. Позже гости признались, что наслышаны были о скудости
охотничьей фауны среднерусской полосы - иное дело Сибирь или Север! - и
втайне подумывали, что прогонят перед ними для видимости камуфлированных
поросят с какой-нибудь ближайшей свинофермы, в которых и стрелять-то грешно.
При первом загоне стрельбы действительно не получилось: ошалелые стрелки не
смели поднять ружей, когда мимо с яростным хрюканьем пронеслось большое
стадо косматых вепрей, - боялись обратить на себя дикую, сокрушительную
ярость стада. Одного из незадачливых охотников полчаса снимали с кривой
березы - удивительно, как он в полушубке и валенках вознесся почти на
десяток метров по ее гладкому стволу!..
Мы с соседом внимательно следим за секачем, и - то ли почувствовал наши
взгляды, то ли лесные сквозняки донесли до него враждебный запах - он замер,
затем издал короткий угрожающий хрип - и тараном в чащобу: лишь треск
сухостоя обозначил его путь в болота, туда, где на стеклянной корке
апрельского наста начнет свой первый весенний танец древний глухарь...
Легкое разочарование возникает в душе вместе с расслабляющим чувством
конца облавы. Похоже, загонщики подняли последнего зверя на этом участке, а
того, которого ждем, здесь и в помине не было или проскользнул он за флангом
стрелковой линии. Ведь первый загон - и мы это знали - проходил в беднейшем
урочище хозяйства. Но еще не просигналили отбоя, еще заряжены ружья, еще
рано отмахиваться от обнаглевшего вконец мороза, хотя щеки становятся
деревянными и руки не ощущают тяжести ружья. Опять синица крутится на ветке
в полуметре от глаз, и рябчик шевельнулся в еловой кроне, высматривая
приближающихся людей и не подозревая, что человеческие глаза давно следят за
ним.
Но и мы еще не ведали, что в эту последнюю минуту облавы в недалеком
ельнике поднялся с лежки могучий зверь, едва различимый в наряде косматого
серого плюша среди лесной пестроты. С ним поднялось целое стадо, и он,
мгновенно выслушав окрестный лес локаторами ушей, повел сородичей туда, где
особенно тихо - на линию стрелков.
...У нас было право на один выстрел. И не так уж важно, кому выпал
счастливый номер: выстрел был действительной необходимостью - вот что всего
дороже охотнику. Ведь бескормица и истребительные болезни зверей, неизбежно
возникающие там, где плотность дичи слишком высока, страшнее браконьеров и
даже волков. Хотя, впрочем, первые мало уступают вторым.
...А спутник мой мирно спал, сладко причмокивая во сне, - быть может,
снилась ему рыбацкая удача, в которой я-то окончательно разуверился, как и в
охотничьей. Тринадцатый наш костер сонно тлел, роняя слабое тепло и