"Владимир Возовиков. Осенний жаворонок" - читать интересную книгу автора

Владимир Степанович Возовиков

Осенний жаворонок

Сентябрьский закат недолог и всегда грустен - даже в такой вот редкий
день, когда наперекор календарю дохнет тепло юга и проглянет в небе
августовская синь, а в заре заиграет июльский шафран. Нотка усталости
все-таки сквозит и в стоялой синеве неба, и в румянце зари, а больше всего
грусти в жестяном, далеко слышном шорохе палых листьев.
Комбат Батурин шел пешком в свой штаб из ближней роты, мысли его
вращались в замкнутом кругу того главного, что делалось теперь в
подразделениях и что предстояло в ночь и на утро, глаза пристально изучали
забуревший поределый кустарник на опушке перелеска, где затаились боевые
машины пехоты - не блеснет ли белая сталь гусеницы, не высунется ли нахально
ствол пушки? - но осень настойчиво прорывала круг его забот, напоминая о
себе то прилипшей к рукаву паутинкой, то тихим падением багряного листа, то
вскриком сойки и оживленным разговором синиц. Прорывала, наполняя своим
особенным настроением, которое сильнее всего говорит в душе взрослеющего
подростка и седеющего мужчины. И тогда против воли само врывалось в
размеренный шаг Батурина: "Последний бой, он трудный самый..."
Экая чертовщина - привяжется расхожая песенка! Может, вовсе не
последний бой предстоит Батурину? И уж Батурин-то знает: самый трудный бой -
первый.
Хотя... нет правил без исключения. Спроси вот его, седого
подполковника, хлебнувшего и военного лиха - пусть в самые последние,
победные месяцы войны, а все же хлебнувшего, - и он не вдруг скажет: первый
в его жизни бой был самым трудным или третий по счету - за польской рекой
Вислой?..
Тот бой и ныне во всех подробностях перед глазами. Тогда передовой
отряд танковой бригады ударом с ходу проломил непрочную оборону отступающей
гитлеровской части, и автоматчики уж было вновь оседлали машины, и те
ринулись вперед продолжать танковый рейд по пятам бегущего врага, но
нежданно встала на пути прыгающая стена разрывов, всхолмленную равнину из
конца в конец пронизали воющие болванки, - казалось, кто-то набросил на поле
боя страшную сеть из смертоносной пряжи, и она опускается - ниже, ниже,
вот-вот всех накроет и сожжет. Восемнадцатилетний автоматчик Батурин
боготворил тридцатьчетверки за надежную прочность их литой брони, дававшей
убежище и десантникам, за быстроту и увертливость в бою, но тут на глазах
его один танк окутался дымным облаком, другой, споткнувшись, выстрелил из
моторного отсека столбом пламени, третий, заваливаясь, пополз вбок,
разостлав блестящую с изнанки гусеницу, и попятилась в ближнюю низину вся
боевая линия машин, а с нею, горбясь, падая, скользя в мокром снегу,
отходили автоматчики... Что ж, было - зарвались, опьяненные победами,
преследовали врага не только по пятам, но и параллельными дорогами с ним
шли, и танки разворачивали пушки на борт, стреляя с ходу, и автоматчики тоже
били прямо с брони. Случалось, и отступающего врага опережали. Вот и на этот
раз не заметили второй оборонительной позиции врага, где ждала
противотанковая засада. А хуже внезапности в бою ничего нет. И на первом,
прорванном, рубеже фашисты очухались: с отсечных позиций во фланг отряду
резанули их пулеметы.