"Фэй Уэлдон. Жизненная сила " - читать интересную книгу автора

заключил он, развел руки и посмотрел на них, и я последовала его примеру.
Его длинные крупные пальцы выгнулись, гибкие и подвижные даже в верхнем
суставе. От воспоминаний у меня перехватило дух. Лесли поймал мой взгляд. Он
улыбнулся. Наконец он закрыл дверь и ушел.
Афра уже начала сворачивать и убирать листы пленки, в которые была
завернута картина. Мысленно я поблагодарила ее. И конечно, Барбару, которая,
несмотря на медлительность и туповатость, умела вставить слово к месту и
вовремя, притом будто невзначай - по-моему, так и было, - и это получалось у
нее неплохо. Она так не любила возражать, так стремилась во всем увидеть
лучшие стороны, что едва сдерживала энтузиазм, даже когда речь шла о худших
наших картинах - особенно о самых худших, - будто слова неодобрения могли
каким-то образом потревожить художника в его мастерской: для Барбары
искусство было святыней. Тем не менее порой мне хотелось хорошенько
встряхнуть ее, заставить понять: если картина называется предметом
искусства, это еще не означает, что она хорошая. И если полотна покупают,
это не значит, что они плохие.
"Вот гад!". - сказала Афра о Лесли Беке. Этому человеку, этому гаду,
Анита посвятила свою жизнь. Если рядом с тобой мужчина, никто не скажет
тебе, что он гад; этого избегают, думая: что ж, это ее выбор, возможно, и
наши ничем не лучше, в чем вообще можно быть уверенным в нашем учтивом мире?
Другими словами, всем нам известно, что мужчина, которого одна женщина
считает гадом, способен для другой оказаться истинной любовью, так зачастую
и бывает. Мне не хотелось верить, что Лесли Бек - гад по объективным меркам,
не хотелось ради Джослин и Аниты, Розали, Сьюзен, Норы или меня самой.
Барбара поставила картину на стул и всмотрелась в нее. Афра подошла
поближе.
- Она не должна производить такое впечатление, - сказала Барбара, - но
все-таки производит. Зачем здесь этот гребень? Похоже, он попал сюда из
совсем другой картины. Деталь Рокуэлла посредине, в окружении магии Моне.
- Чепухи Моне, - поправила Афра, которой нравилось дразнить Барбару. -
Жаль, что она умерла. Этот фрагмент в середине мне по-настоящему нравится.
- На гребне, случайно, нет волос? - спросила я. Я не собиралась
присматриваться. На нем, насколько мне известно, могли оказаться волосы
одного из четырех типов: рыжеватые и мягкие - волосы Аниты, длинные и
темные - мои, пружинистые каштановые - Розали, короткие и светлые - Норы. И
другие... Но какие и сколько? Любимой постелью Лесли Бека была постель его
жены. Идиотка Анита ни о чем не подозревала.
- Нет, - удивленно отозвалась Барбара. - Волос я не вижу.
У меня повысился голос. Так всегда бывает, когда я взвинчена. Это и
удивило Барбару. В галерее нередко появляются гады и подлецы. Они много
болтают и неохотно расстаются с деньгами. Ничего из ряда вон выходящего.
- Поставьте картину в хранилище, - велела я, - пока я не решу, как
быть. - Потому что требовалось что-то предпринять.
Афра подхватила холст и понесла прочь, а ее черно-белые ноги вдруг
стали для меня желанным возвратом в мир авангардного искусства. Мой стол
опять опустел, но все изменилось, и не могло не измениться: случившееся
можно было забыть, но не уничтожить. Впервые за двадцать три года я ощутила
угрызения совести.

НОРА