"Оливия Уэдсли. Честная игра " - читать интересную книгу автора

Филиппе, - ведь она так говорила?
Он задумался, и, как обычно, его мысли свелись к одному, к Филиппе.
Быть может, завтра в этот час он начнет строить свою новую жизнь, а пока он
еще не смел об этом мечтать. Или ему придется бороться против себя самого,
против своей любви, которую он не сможет сразу подавить...
Небо на западе постепенно стало окрашиваться в красные цвета; с другой
стороны надвигалась сизая туча. Немного дальше у дороги виднелось дерево, на
которое, казалось, опустился рой золотистых мотыльков; оно сверкало тысячами
алмазов в изменчивых лучах заходящего солнца. Из лесу показалась телега, а
рядом с нею степенно выступала собака.
"А, собаки - я опять их увижу", - сказала Филиппа. Ему показалось
всякое ожидание бессмысленным; не беда, если он приедет слишком рано, и
разве ему может доставить какое-нибудь удовольствие все окружающее его
великолепие, если с ним нет Филиппы?.. Джервэз нетерпеливым движением пустил
мотор и дал машине полный ход. Мелькали перед ним маленькие деревеньки. Он
ехал теперь по земле Кардона, по длинной извилистой песчаной дороге, где
повсюду встречался орешник.
Чей-то оклик заставил его затормозить; он ответил и стал ждать. Филиппа
пробиралась к нему через небольшую просеку; у ног ее степенно выступал
сеттер, а впереди с лаем скакал йоркширский терьер. Джервэз остановил
машину; они встретились, окруженные тишиной, прерываемой только лаем Ричарда
Дика, терьера, выражавшего свое недовольство по поводу вторжения
постороннего в его леса.
Собаки помчались дальше, а Филиппа подошла к автомобилю, внимательно
осмотрела его и села с краю, болтая своими стройными ножками.
- Разве здесь не божественно? - радостно воскликнула она. - Этот тихий
вечер, этот тускнеющий свет и воздух... после дождя.
- Я не так давно почувствовал всю эту изумительную красоту, - сказал
Джервэз, стоя рядом с ней и поставив одну ногу на подножку, - и думал о вас,
чувствуя, как я поддаюсь вашему очарованию. - Он наблюдал за Филиппой в то
время, как она всматривалась в лес, стараясь найти своих собак. На ней был
тонкий шерстяной свитер с высоким воротником, коротенькая юбка из какой-то
плотной материи, чулки и ботинки для игры в гольф и твердая, низко
надвинутая на глаза коричневая шапочка; к губам не прикасалась палочка
помады.
Джервэз наблюдал за ней, когда она закинула голову, слушая пение
какой-то птицы и показывая безукоризненную линию своей длинной шеи. И
почему-то именно эта линия шеи взволновала его, и он не мог больше совладать
с собой; он думал подождать, думал выбрать подходящий момент, быть
осторожным... и вдруг неожиданно сжал Филиппу в своих объятиях. Смутно,
словно во сне, он видел ее лицо и широко открытые глаза; затем все
стерлось - здравое рассуждение, планы, надежды, - и он целовал ее холодные
полуоткрытые губы, целовал, целовал без конца... Где-то залаяла собака, и
прозвучал автомобильный рожок. Джервэз, белый как полотно, дрожащий, с
горящими темным светом глазами, выпустил, наконец, Филиппу; она была такая
же бледная, и ее янтарные глаза казались совсем черными. Джервэз промолвил
дрожащим голосом:
- Филиппа, я люблю вас, я люблю вас уже много месяцев, но не смел это
сказать. Я на двадцать лет старше вас, двадцать семь лет, чтобы быть
точным... Можете ли вы... можете ли... хотите ли вы выйти за меня замуж?