"Оливия Уэдсли. Честная игра " - читать интересную книгу автора

оставаться у Кардонов, и сейчас он старался объяснить себе это чувство.
Их присутствие заставляло его вспоминать прошлое. А именно: совместную
жизнь в школе, привычку называть друг друга уменьшительными именами... и
вообще их общество разбивало его сосредоточенное романтическое настроение.
Он не мог проанализировать своего теперешнего состояния. Он пытался уже и
раньше дать себе во всем отчет, и все вместе взятое убедило его в том, что
он безумно влюблен в Филиппу.
Он прямо-таки боялся этого. Подобная страсть была вне схемы всех
обычных явлений. В известном отношении ее власть была ему тягостна; и меньше
всего ему хотелось питать такие чувства к девушке, почти ребенку.
Тогда он выхлопотал, чтобы его поедали с особым поручением в Багдад. Но
все его помыслы сосредоточились на одном; он чувствовал всю пагубность
охватившего его безумия и все же вернулся несколько месяцев спустя только
для того, чтобы убедиться, что его страсть, если это вообще было возможно,
стала еще сильней. Он старался заглушить ее, но вместе с тем не мог
отказаться от частых встреч с Кардонами, виделся с Филиппой так часто, как
только мог, и жил их жизнью. Умышленно старался жить тем исключительно
современным образом жизни, который Фелисити, старшая сестра Филиппы,
считала, по-видимому, единственно правильным. Это убеждение, очевидно,
разделяла и Филиппа.
Он стал таким же завсегдатаем ночных клубов, как и весь штат молодых
людей вокруг Фелисити; купив себе гоночный автомобиль, он разъезжал по всей
стране в погоне за удовольствиями так же неутомимо, как любой юнец, только
что вышедший из Оксфорда.
Он прекрасно сознавал, что в значительной мере он обязан своей
популярностью своему богатству.
"Флик заплатит!" - было излюбленным выражением его более молодых
товарищей, считавших излишним какое-либо другое имя, кроме прозвища, и с
одобрением относившихся к мастерской игре Джервэза в поло.
Но даже и дружеская фамильярность этой молодежи не приносила ему
удовлетворения и нисколько не заглушала и не уменьшала силы его любви.
Совершенно внезапно, неделю тому назад, в посольстве, следя за
Филиппой, танцевавшей с Тедди Мастерсом, он прозрел.
"Все равно ничто не поможет. Я больше не могу. Я должен попытать
счастья".
В течение шумных летних месяцев он раза два задумывался над тем, как
отнесется к этому Билль Кардон; и сила полученного наследства, и то, что
Филиппа называла "одного поля ягода", заставили его пригласить Билля к
завтраку, чтобы спросить, может ли он сделать предложение Филиппе.
Джервэз принадлежал к прежнему типу людей. В нем были глубоко заложены
старые принципы, старые обычаи, старое понятие о вежливости. Перед всем этим
он преклонялся, и все это он любил. Война, изменившая весь мир, вызвавшая
крушение старого поколения, повлияла на него только как на солдата; его
собственные взгляды она не в силах была изменить.
Сорокасемилетнего мужчину, уже установившегося, испорченного жизнью и
довольно снисходительного к самому себе, не так легко заставить изменить
свой путь. Все, что войне удалось сделать с Джервэзом, свелось к тому, что
он превратился в несколько более замкнутого человека, решившего "зверски",
если можно так выразиться, защищать свое добро.
По мнению Джервэза, в результате этих четырех ужасных лет все как-то