"Оливия Уэдсли. Пламя" - читать интересную книгу автора

казалось, что она бьется об эту стену и что не руки, а самая душа ее
истекает кровью.
Медленно наступал рассвет - слабая золотая полоска на сером фоне.
Вчера в это время дядя Чарльз был жив, а сегодня, пусть наступят все
рассветы мира, он не увидит их уже более.
Тони в бессилии и скорби закрыла лицо руками. Кусочек земли под
дождливым небом - о дядя Чарльз, дядя Чарльз!
Слезы, которые болезненно терзали ее глаза, пролились наконец.
Невозможно, немыслимо, чтобы он никогда не заговорил с ней, никогда не
посмотрел на нее и не сказал с улыбающимися глазами: "Ладно, моя старушка".
Это возможно, это действительно так.
Мягкие поучения "матери", как слабая тень, пронеслись в ее мозгу. Тони
повернула свое измученное лицо навстречу наступающему дню. Религия была
всегда для нее чем-то туманным.
- Если бы Бог хотел, он мог бы сохранить его, - произнесла она вслух.
Горькая несправедливость этого на минуту привлекла ее внимание, затем ее
мозг вернулся на скорбный путь воспоминаний.
Не было никого, кто помог бы ей, кто утешил бы ее. Она боролась одна и
страдала с той отчаянной силой сопротивления, которая доступна лишь ранней
молодости.
Позднее, по мере того как мы живем, мы также страдаем, но мы уже умеем
понимать.

ГЛАВА XI

Король умер - да здравствует король!

На следующий день леди Сомарец послала за Тони. Среди своего
искреннего, хотя и не подавившего ее горя она испытывала чувство досады от
того, что Тони находится дома. Она предполагала не вызывать ее в течение
нескольких месяцев. Тони медленно вошла в комнату, и даже леди Сомарец
почувствовала минутное сострадание к ней. Лицо Тони посерело от усталости и
горя, а вокруг глаз легли темные круги.
- Тетя Гетти, - сказала она безжизненным голосом, - как только я
вернулась домой, я хотела спросить у вас, неужели дядя Чарльз не спрашивал
обо мне?
Она ждала затаив дыхание. Нельзя себе представить, как много значит для
нее ответ, который, как она чувствовала, она получит.
- Он спрашивал обо мне?
На лице леди Сомарец появилось жестокое выражение. В продолжение
последних дней своей жизни Чарльз беспрестанно говорил о Тони, и леди
Сомарец никогда без чувства боли не могла слышать, как он произносит ее имя.
Но спрашивать о ней - он не спрашивал.
- Нет, - ответила она, - но он говорил о том злополучном дне, это
мучило его даже во время болезни.
Тони отступила немного назад, и выражение отчаяния появилось снова в ее
глазах.
Правда, Чарльз говорил об этом дне. Он, вероятно, предвидел с той
ясностью, которая появляется иногда у людей перед смертью, тот путь, который
лежит перед Тони. Он, вероятно, понимал в своем бессилии, насколько она