"Герберт Уэллс. Мистер Блетсуорси на острове Рэмполь" - читать интересную книгу автора

своего посланца документами, не оставлявшими ни малейшего сомнения в том,
что я - обозначенное в них лицо. Я смутно помню, как всходил на борт
парохода в Фуншале, но воспоминания о морском путешествии, к счастью,
изгладились из моей памяти. Гораздо отчетливее вспоминается мне гостиная
тетки в Челтенхеме.
Мисс Констанция Блетсуорси была весьма величавая дама в белокуром
парике или с белокурыми волосами, причесанными таким образом, что они
смахивали на парик; с ней жила компаньонка, похожая на нее, но гораздо
полнее, на редкость дородная особа, и ее грандиозный бюст сильно поразил
мое детское воображение.
Помню, как они восседали в креслах высоко надо мной, а я примостился на
подушечке у камина. Разговор с молодым пастором был весьма знаменателен и
врезался мне в память. Обе дамы были того мнения, что пастора по ошибке
направили в Челтенхем и что ему следует немедленно проехать со мной по
железной дороге - всего час пути, - к моему дяде, настоятелю церкви в
Гарроу-Гоуарде.
Тетка несколько раз повторила, что она, конечно, тронута доверием моего
отца, но что состояние ее здоровья не позволяет ей заняться мною. И она и
компаньонка начали распространяться о ее болезнях и, думается мне,
сообщали совершенно ненужные подробности. Видно было, что они усиленно
обороняются. А пастор, при всем сочувствии, к какому вынуждал его сан,
проявлял явное желание отмахнуться от этих излияний, грозивших осложнить
порученное ему дело. Отец, мол, ничего ему не говорил о своем брате в
Гарроу-Гоуарде, наказав доставить меня моей тетке Констанции, старшей его
сестре и оплоту их семьи, как он выразился.
Пастор заявил, что он не вправе отступать от полученных им инструкций.
Он утверждал, что добросовестно выполнил свое поручение, сдав меня на руки
тетке, и теперь остается лишь уладить вопрос о кое-каких дорожных
расходах, не предусмотренных моим отцом.
Что касается меня, то я продолжал стоически сидеть на своей подушечке,
делая вид, что внимательно разглядываю каминную решетку и очаг, каких не
встречал на Мадейре, а между тем старался не проронить ни единого слова из
их разговора. Мне не очень-то улыбалось остаться у тетки, но хотелось
поскорее распроститься с молодым пастором, так что я горячо желал ему
успеха в его попытках оставить меня здесь и обрадовался, когда он настоял
на своем.
Это был толстый человек с круглым бледным лицом и высоким придушенным
тенорком, скорей пригодным для чтения молитв, чем для житейской беседы. В
начале нашего знакомства он проявил ко мне самые пылкие дружеские чувства
и предложил мне спать в его каюте; но моя неспособность терпеливо
переносить качку и бороться с ее последствиями мало-помалу испортила наши
отношения, поначалу обещавшие быть идеальными. Ко времени прибытия в
Саутгемптон у нас развилась взаимная неприязнь, смягчавшаяся лишь надеждой
на близкую и длительную разлуку.
Короче говоря, он хотел поскорее отделаться от меня...
Я остался у тетки.
Челтенхем оказался для меня не очень счастливым приютом. Пятилетний
мальчик все время ищет, чем бы ему заняться, неблагоразумен в выборе забав
и разрушителен в своих попытках основательнее ознакомиться с любопытными,
но хрупкими предметами, которыми изобилует окружающая его обстановка.