"Герберт Уэллс. История мистера Полли" - читать интересную книгу автора

срисовывал непонятные картинки; во время наглядных уроков ему
демонстрировали сургуч, шелковичных червей, имбирь, колорадских жуков,
железо и другие столь же занимательные предметы, а голову набивали
всевозможными сведениями, которые его разум не был в состоянии постичь.
Когда ему минуло двенадцать лет, отец определил его для завершения
образования в одну частную школу, весьма неопределенного назначения и еще
более неопределенных перспектив, где уже не было наглядных уроков, а
бухгалтерию и французский язык вел (хотя вряд ли доводил до сведения
учеников) престарелый джентльмен, который носил не поддающуюся описанию
мантию, нюхал табак, писал каллиграфическим почерком, никогда ничего не
объяснял, но зато ловко и со смаком орудовал палкой.
Мистер Полли пошел в казенную школу шести лет, а закончил частную
четырнадцати; к этому времени его голова находилась примерно в таком же
состоянии, в каком находились бы ваши внутренности, дорогой читатель, если
бы вас оперировал по поводу аппендицита благонамеренный, решительный, но
несколько утомленный и малооплачиваемый помощник мясника, которого в самый
решительный момент сменил бы клерк-левша, человек высоких принципов, но
неумеренного нрава. Другими словами, в голове мистера Полли царил ужасный
беспорядок. Детская впечатлительность, милые детские "почему" - все было
искромсано и перепутано; хирурги во время операции сшили не те сосуды и
пользовались не теми инструментами, поэтому мистер Полли к концу обучения
утратил большую часть своего естественного любопытства к цифрам, наукам,
языкам и вообще к познанию. Мир больше не представлялся ему загадочной
страной, полной непознанных чудес, он стал для мистера Полли географией и
историей - длинным списком неудобопроизносимых имен и названий, таблиц,
цифр, дат - словом, скука невыразимая! Религия, по его мнению, была
собранием более или менее непонятных слов, трудных для запоминания. Бог
представлялся ему существом необъятных размеров, имеющим ту же природу,
что и школьные учителя, и существо это придумывало несметное количество
известных и неизвестных правил, требующих неукоснительного соблюдения,
обладало безграничной способностью карать и - что самое страшное - имело
всевидящее око. (Мистер Полли, сколько хватало сил, старался не думать об
этом неусыпном страже.) Он не знал, как пишутся и произносятся многие
слова в нашем благозвучном, но слишком обильном и головоломном языке, что
было особенно грустно, ибо мистер Полли любил слова и мог бы при других
обстоятельствах обратить на пользу эту свою любовь. Он никогда не мог
сказать, что на что надо перемножить, чтобы получилось шестьдесят три:
девять на восемь или восемь на семь, - и не представлял себе, как это
узнают. Он был уверен, что качество рисунка зависит от умения копировать;
рисование нагоняло на него смертельную скуку.
Но физическое расстройство и душевная хандра, которые сыграют такую
важную роль в жизни мистера Полли, тогда были еще в самом зачатке. Его
печень и желудочный сок, его любознательность и воображение упорно
сопротивлялись всему, что угрожало его душе и телу. То, что выходило за
пределы школьной программы, еще вызывало у него горячее любопытство. Порой
в нем вспыхивал даже страстный интерес к чему-нибудь. Так, в один
прекрасный день он вдруг открыл книги и жадно набросился на них. Он
буквально пожирал истории о путешествиях, особенно если в них еще были и
приключения. Эти книги он брал в местной библиотеке, а косине того, он
прочитывал от корки до корки один из тех захватывающих альманахов для