"Герберт Уэллс. В дни кометы" - читать интересную книгу автора

самоуверенностью стремятся к пустому месту. Чтобы понять то сумасшедшее
время, коему положила конец комета, нужно помнить, что изготовление этих
странных газет производилось с громадной затратой бесцельной энергии и с
чрезвычайной поспешностью.
Позвольте описать вам очень кратко газетный день.
Вообразите себе наскоро спроектированное и наскоро выстроенное здание в
одном из грязных, усыпанных клочьями бумаги переулков старого Лондона;
через двери этого здания вбегают и выбегают с быстротой пушечного ядра
люди в скверной, поношенной одежде, а внутри кучки наборщиков напряженно
работают, - их всегда торопили, этих наборщиков, - у наборных касс,
хватают проворными пальцами и перебрасывают с места на место тонны
металла, точно в какой-то адской кухне. А этажом выше, в маленьких, ярко
освещенных комнатах, точно в каком-то улье, сидят люди с всклоченными
волосами и лихорадочно строчат. Звонят телефоны, постукивают иглы
телеграфа, вбегают посыльные, носятся взад и вперед разгоряченные люди с
корректурами и рукописями. Затем, заражаясь спешкой, начинают стучать
машины, все быстрей и быстрей, с шумом и лязгом; печатники снуют около них
с масляными лейками в руках, точно ни разу с самого дня рождения не
успевшие вымыться, а бумага, содрогаясь, спешит соскочить с вала. Как
бомба, влетает владелец газеты, спрыгнув с автомобиля, прежде чем тот
успел остановиться, с полными руками писем и документов, с твердым
намерением всех "подстегнуть", и точно нарочно всем только мешает. При его
появлении даже мальчики-посыльные, ожидающие поручений, вскакивают и
начинают бегать без всякого толку. Прибавьте ко всему этому беспрерывные
столкновения, перебранку, недоразумения. С приближением рассвета все части
этой сложной сумасшедшей машины работают все быстрее, почти доходя до
истерики в спешке и возбуждении. Во всем этом бешено мятущемся здании
медленно движутся одни только часовые стрелки.
Понемногу приближается время выхода газеты - венец всех этих усилий.
Перед рассветом по темным и пустынным улицам бешено мчатся повозки и люди;
все двери дома изрыгают бумагу - в кипах, в тюках, целый поток бумаги,
которую хватают, бросают с такой яростью, что это похоже на драку, и затем
с треском и грохотом все разлетается к северу, югу, востоку и западу.
Внутри дома все стихает; люди из маленьких комнат идут домой; расходятся,
зевая, наборщики; умолкает громыхание машин. Газета родилась. За
производством следует распределение, и мы тоже последуем за связками и
пачками.
Происходит как бы рассеяние. Кипы летят на станции, в последнюю минуту
влетают в поезда, потом распадаются на мелкие пачки, которые аккуратно
выбрасывают на каждой остановке поезда; затем их делят вновь на пачки
поменьше, а те - на пачки еще меньше и, наконец, на отдельные экземпляры
газеты. Утренняя заря застает отчаянную беготню и крики мальчишек, которые
суют газеты в ящики для писем, в открывающиеся окна, раскладывают их на
прилавки газетных киосков. В течение нескольких часов вся страна
покрывается белыми пятнами шуршащей бумаги, а заголовки всюду выкрикивают
большими буквами последнюю ложь, приготовленную для наступающего дня. И
вот по всей стране в поездах, в постелях, за едой мужчины и женщины
читают; матери, дочери, сыновья нетерпеливо ждут, когда дочитает отец,
миллион людей жадно читает или жадно ждет своей очереди прочесть. Словно
какой-то колоссальный рог изобилия покрыл всю страну белой бумажной