"Герберт Уэллс. В дни кометы" - читать интересную книгу автора

как подвергнуть сомнению тридцать девять догматов англиканского
вероисповедания или еще какие-либо из столпов, на которых надежно покоился
ее мир.
Я, несомненно, ошеломил и ужасно напугал ее, но понять она ничего не
могла.
Люди ее класса никогда, по-видимому, не понимали тех вспышек
смертельной ненависти, которые порой освещали тьму, кишевшую под их
ногами. Ненависть вдруг появлялась из темноты и через минуту исчезала
снова, как возникает и исчезает во мраке угрожающая фигура на краю
пустынной дороги при свете фонаря запоздалой кареты. Они относились к
таким явлениям, как к дурным снам, волнующим, но несущественным, стараясь
поскорей их забыть.



4. ВОЙНА

Оскорбив миссис Веррол, я почувствовал себя представителем и защитником
всех обездоленных. У меня не было больше никакой надежды ни на гордость,
ни на радость в жизни; я в ярости восстал против бога и людей. Теперь у
меня уже не было никаких колебаний: я твердо и ясно знал, что мне делать.
Я заявлю свой протест и умру.
Протест, а потом смерть. Я убью Нетти - Нетти, которая улыбалась,
обещала и отдалась другому. Она казалась мне теперь олицетворением всей
полноты счастья, всего, чего жаждало молодое воображение, всех
недостижимых радостей жизни. Я убью и Веррола. Он ответит мне за всех, кто
пользуется несправедливостью нашего общественного строя. Убью обоих, а
потом пущу себе пулю в лоб и посмотрю, какое возмездие постигнет меня за
решительный отказ от жизни.
Я так решил. Ярость моя не знала границ. А надо мной поднимался к
зениту гигантский метеор, затмивший звезды и торжествующий над желтой
убывающей луной, которая покорно следовала за ним внизу.
- Только бы убить! Только бы убить! - кричал я.
Моя горячка была так сильна, что я не замечал ни голода, ни усталости.
Долго бродил я по пустоши, которая тянулась к Лоучестеру, говоря сам с
собой, и только поздно ночью побрел обратно, за все долгие семнадцать миль
даже не подумав об отдыхе, а ведь я ничего не ел с самого утра.
Я был словно не в своем уме, но хорошо помню все свои безумства.
Порой я, рыдая, бродил в этом ослепительном сиянии, которое не было ни
днем, ни ночью. Порой я отчаянно и сумбурно спорил с тем, что я называл
Духом всего сущего. Но при этом я всегда обращался к этому белому
сверканию в небе.
- Почему я рожден лишь для того, чтобы терпеть унижения? - вопрошал я.
- Почему ты дал мне гордость, которую я не могу насытить, и желания,
которые оборачиваются против меня и разрывают мне душу? Уж не шутишь ли ты
со своими гостями здесь, на земле? Я - даже я! - неспособен на такие злые
шутки.
- Почему бы тебе не поучиться у меня хоть какой-либо порядочности и
милосердию? Почему бы тебе не исправить то, что ты натворил? Ведь я
никогда не мучил изо дня в день какого-нибудь несчастного червяка, не