"Кейт Дуглас Уиггин. Ребекка с фермы Солнечный Ручей, Новые рассказы о Ребекке " - читать интересную книгу автора

своей стране. Но борьба, опасности, тревоги того времени привели в движение
иные, могучие потоки чувств. Жизнь стала чем-то еще, кроме завтрака, обеда,
ужина, однообразной круговерти ежедневного приготовления еды, стирки, шитья
да посещения церкви по воскресеньям. Из деревенских разговоров исчезли
привычные сплетни. Важное и значительное заняло в них место пустяков -
святое горе жен и матерей, страдания отцов и мужей, самопожертвование,
сочувствие и новое желание помочь друг другу нести тяжкую ношу. Духовный
рост мужчин и женщин был стремительным в те дни опасности и всеобщего
напряжения, и Джейн пробудилась от смутного тусклого сна, как называла она
прежнюю жизнь, к новым надеждам, новым страхам, новым замыслам. Затем,
спустя год мучительной тревоги, год, когда никто не заглядывал в газеты без
содрогания и страха, пришла телеграмма, извещавшая, что Том ранен, и, даже
не спросив согласия Миранды, Джейн упаковала чемодан и отправилась в путь.
Она прибыла вовремя, чтобы успеть подержать руку Тома в часы боли, чтобы
суметь показать ему на этот раз, какое оно - сердце внешне чопорной девушки
из Новой Англии, когда охвачено любовью и горем; чтобы обнять его и чтобы в
этих объятиях он нашел родной дом и мог спокойно умереть - и это было все.
Все, но этого было достаточно.
Она прошла через месяцы утомительной работы в госпитале, месяцы ухода
за другими солдатами ради дорогого Тома, и вернулась домой другой женщиной,
лучше, чем была. И хотя с тех пор она никогда не покидала Риверборо и внешне
превратилась в точную копию своей сестры и всех других строгих и тощих
новоанглийских старых дев, была эта копия скорее подделкой, а внутри
сохранялся еще слабый отголосок бурного биения сердца ее юности. Научившись
любить и страдать, бедное верное сердце продолжало эту свою сентиментальную
деятельность, хотя занималось ею главным образом втайне и жило одними
воспоминаниями.
- Слишком уж ты чувствительная, Джейн, - сказала однажды Миранда, -
всегда была такой и всегда будешь. Если бы я тебя не охлаждала, ты, думаю,
совсем бы растаяла.

Назначенный час почти прошел, но дилижанс мистера Кобба еще не громыхал
вдоль улицы.
- Пора бы им быть здесь, - сказала Миранда, в двадцатый раз
обеспокоенно взглянув на высокие напольные часы в углу гостиной. - Кажется,
я ничего не забыла... Я прикрепила два толстых полотенца за ее умывальником,
а вниз, под ведро, положила коврик, но дети так безжалостно обращаются с
мебелью. Боюсь, через год мы свой дом не узнаем.
Мрачные предчувствия Миранды угнетали Джейн и заставляли ее страшиться
надвигающегося бедствия. Единственная разница между сестрами заключалась в
том, что если Миранду волновало лишь, как они вынесут Ребекку, то у Джейн
случались моменты озарения, когда она с тревогой спрашивала себя, как
вынесет их Ребекка. В один из таких моментов она взбежала наверх по черной
лестнице, чтобы поставить вазу с ветками цветущей яблони и положить красную,
как помидор, подушечку для булавок на комод в комнате, предназначенной для
Ребекки.
Дилижанс с грохотом подкатил к боковой двери кирпичного дома, и мистер
Кобб подал Ребекке руку, как настоящей пассажирке. Она вышла из экипажа с
большими предосторожностями и вручила букет поникших цветов тете Миранде,
которая приветствовала ее тем, что едва ли можно назвать поцелуем, не