"Кейт Дуглас Уиггин. Ребекка с фермы Солнечный Ручей, Новые рассказы о Ребекке " - читать интересную книгу автора

будет плохое начало - явиться к тетям голодной и заставлять их первым делом
накрывать для меня на стол... Отличный, похоже, будет день, правда?
- Это точно; пожалуй, слишком жарко, слишком. Почему ты не раскроешь
свой зонтик?
Она еще глубже задвинула упомянутый предмет под складки своего платья и
сказала:
- Ах, что вы! Я никогда не раскрываю его, когда солнце светит.
Понимаете, розовое ужасно выгорает, поэтому я хожу под ним только на
молитвенные собрания и только по пасмурным воскресеньям. Иногда солнце
неожиданно прорывается из-за туч, и тогда мне приходится как можно скорее
его сворачивать. Это для меня самая дорогая в жизни вещь, но требует ужасных
забот.
В этот момент в неповоротливом уме мистера Джеримайи Кобба начала
зарождаться мысль о том, что птичка, сидящая на жердочке рядом с ним, совсем
не того полета, каких он привык встречать во время своих ежедневных поездок.
Он положил свой кнут в предназначенное для него углубление рядом с сиденьем,
снял ногу со щитка, сдвинул шляпу на затылок, выплюнул на дорогу табачную
жвачку и, устранив таким образом все препятствия для умственной
деятельности, в первый раз внимательно посмотрел на свою пассажирку - она
встретила его взгляд серьезно, с детской доверчивостью и дружелюбным
интересом.
Желтовато-коричневое ситцевое платье было заметно полинявшим, но
безупречно чистым и накрахмаленным до невозможности. Из маленького стоячего
воротничка торчала смуглая и худая шея, а голова казалась слишком маленькой
для тяжелой и толстой косы, свисавшей до самой талии. Странная маленькая
шляпка из белой итальянской соломки с козырьком могла быть либо последней
новинкой детской моды, либо каким-то старинным головным убором, подновленным
по необходимости. Шляпку украшала коричневая лента и нечто, напоминавшее
пучок черных и оранжевых иголок дикобраза, висевший, или, лучше сказать,
щетинившийся, над одним ухом, придавая обладательнице шляпки самый
диковинный и необычный вид. Лицо у девочки было бледное, с четко очерченным
овалом. Что же касается отдельных черт, то их у нее было, вероятно, не
меньше, чем у других, но взгляд мистера Кобба не смог проследовать до носа,
лба или подбородка, ибо на этом пути его перехватили и накрепко приковали к
себе ее глаза. Глаза у Ребекки были словно вера, которая есть "осуществление
ожидаемого и уверенность в невидимом"1. Словно две звезды, сияли они под
тонко очерченными бровями - танцующие огоньки, вспыхивающие в блестящей
мгле. Когда она бросала быстрый взгляд, он был живым и полным интереса,
неизменно, впрочем, остававшегося неудовлетворенным; когда же она смотрела
пристально, глаза казались сверкающими и таинственными и создавалось
впечатление, что смотрит она прямо сквозь внешнее и очевидное на что-то,
лежащее за ним, - внутрь предмета, пейзажа, внутрь вас. Им никогда нельзя
было найти объяснения, этим глазам Ребекки. Школьный учитель и священник в
Темперансе пытались сделать это, но потерпели неудачу; молодая художница,
приехавшая на лето с целью сделать эскизы старинной красной конюшни,
полуразрушенной мельницы и моста, кончила тем, что, забыв обо всех местных
красотах, целиком предалась изображению лица девочки - маленького,
некрасивого, но озаренного сиянием глаз, полных таких откровений, глаз,
наводящих на такие размышления и говорящих о такой дремлющей внутренней силе
и проницательности, что никто никогда не уставал глядеть в их сверкающие