"Оскар Уайлд. De Profundis (Тюремная исповедь)" - читать интересную книгу автора

не осталось ничего на свете, кроме Сирила. Я стал узником и нищим. Я потерял
доброе имя, положение в обществе, счастье, свободу, богатство. Но одно
бесценное сокровище у меня сохранилось - это был мой родной сын, мой
первенец. Внезапно закон вырвал его у меня. Это был такой сокрушительный
удар, что я не знал, как жить дальше, и тогда я бросился на колени, склонил
голову и со слезами сказал: "Тело ребенка - то же, что тело Господне; я
недостоин ни того, ни другого". Мне кажется, что эта минута меня спасла. Я
увидел, что мне остается только одно - со всем примириться. И с тех пор -
как бы странно это ни показалось тебе - я стал счастливее. Ведь я постиг
собственную душу, прикоснулся к самой ее высшей сути. Во многом я вел себя
как ее злейший враг, но я увидел, что она встретила меня как друга. Когда
прикасаешься к собственной душе, становишься простым, как дитя, - таким, как
заповедал Христос.
Трагедия людей в том, что лишь немногие "владеют собственной душой",
пока к ним не придет смерть.
Но хотя Христос и не говорил людям: "Живите ради других", - Он указал,
что нет никакого различия между чужой и своей жизнью. И этим Он даровал
человеку безграничную личность, личность Титана. С Его приходом история
каждого отдельного человека стала - или могла бы стать - историей всего
мира. Конечно, спору нет - Культура сделала человеческую личность ярче.
Искусство вселило в нас мириады душ. Те, кто наделен темпераментом
художника, удаляются в изгнание вместе с Данте и познают, как горек чужой
хлеб и как круты чужие лестницы; они на минуту проникаются безмятежной
ясностью Гете и все же так хорошо понимают, отчего Бодлер воззвал к Богу:

O Seigneur, donnez-moi la force et le courage
De contempler mon corps et mon coeur sans degout
Ведь греческие боги, как бы розовоперсты и легконоги они ни были, во
всей своей красе были не тем, чем казались. Крутое чело Аполлона было
подобно солнечному диску, выплывающему из-за холмов на рассвете, а ноги его
были словно крылья утра, но сам он жестоко обошелся с Марсием и отнял детей
у Ниобеи; в стальных щитах очей Паллады не отразилась жалость к Арахне;
пышность и павлинья свита Геры - это все, что в ней было истинно
благородного; и Отец богов слишком уж часто пленялся дочерьми
человеческими.[84] В греческой мифологии были два образа, несущих в себе
глубокий смысл: для религии это Деметра, богиня земных даров, не
принадлежащая к сонму олимпийцев, для искусства - Дионис - сын смертной
женщины, для которой час его рожденья стал часом ее смерти.[85]
Но Жизнь породила среди самых бедных, самых смиренных людей того, кто
был чудеснее матери Прозерпины или сына Семелы. Из мастерской плотника в
Назарете вышла личность, бесконечно более грандиозная, чем все герои мифов и
легенд, тот, кому было суждено, как ни странно, открыть миру мистическое
значение вина и подлинную красоту полевых лилий - как никому и никогда не
удавалось ни на Кифероне, ни в Энне.[86]
Он считал, что стих Исайи "он был презрен и умален перед людьми, муж
скорбей и изведавший болезни; и мы отвращали от Него лице свое"[87] - это
предсказание, относящееся к Нему, и в Нем пророчеству суждено было
исполниться. Не надо бояться подобных фраз. Произведения искусства, все до
единого, - исполнения пророчеств. Потому что каждое произведение искусства -
это превращение замысла в образ. И все без исключения человеческие существа