"Теннесси Уильямс. Рассказы, Эссе" - читать интересную книгу автора

Молчание и ощущение, что друг тут, рядом, заменяли им речь.
Он знал - ей долго не протянуть. И она это тоже знала. Взгляд у нее был
усталый, погасший - в нем уже не горел упрямый огонек, говорящий о жажде
жизни, тот огонек, в котором секрет героической стойкости живого существа.
Нет, не горел. Глаза ее потухли. Теперь они до янтарных ободков были полны
всех тайн и печалей, какими может ответить мир на бесконечные наши вопросы.
Было в них одиночество - да, одиночество. Голод. Смятение. Боль. Все, все
это было в ее глазах. Больше они уже ничего не хотели вбирать. Только
закрыться, не знать новых мук.
Он понес ее по мощенной булыжником улице, круто сбегающей к реке. Идти
было легко. К реке спускались все улицы города.
Воздух потемнел, в нем уже не было невыносимо злого сияния солнечных
лучей, отражаемых снегом. Ветер подхватывал дым, и он с овечьей покорностью
бежал над низкими крышами. Воздух был пронизан холодом. Копотью сгущался
мрак. Ветер подвывал, словно тонкий, туго натянутый провод. Где-то вверху,
на набережной, прогромыхала груженная болванками машина - железо с завода,
все больше и больше погружавшегося во тьму, по мере того как земля отводила
одну свою сторону от жгучих затрещин солнца и медленно подставляла ему
другую.
Лючио говорил с кошкой, а сам заходил все глубже, в воду.
- Скоро, - шептал он ей. - Скоро, скоро, совсем уже скоро.
Лишь на какой-то миг она воспротивилась - в порыве сомнения вцепилась
ему в плечо и в руку.
Боже мой, боже мой, для чего ты меня оставил?
Но вспышка эта тут же угасла, вера в Лючио вернулась к ней, река
подхватила их и понесла прочь. Прочь из города, прочь, прочь из города -
словно дым заводских труб, уносимый ветром.
Прочь на веки веков.

Лицо сестры в сиянии стекла

Мы жили тогда в Сент-Луисе, на Мейпл-стрит, в тесной квартирке на
третьем этаже доходного дома, и в нашем квартале был еще гараж "Всегда
готов", китайская прачечная и заведение букмекера под видом табачной лавки.
Я был в то время личностью, не поддающейся никакой классификации, и,
казалось, мне предстоят либо коренные перемены в жизни, либо полная
катастрофа. Ибо я был поэт, а работал на обувном складе. Что касается моей
сестры Лоры, то к ней, пожалуй, обычные мерки были еще менее применимы, чем
ко мне. Она не делала никакого шага навстречу жизни - как говорится, стояла
на бережку, боялась ноги замочить, заранее предчувствуя, что вода окажется
чересчур холодной. Я уверен, она бы с места не сдвинулась, если бы наша
мать, женщина весьма напористая, не подтолкнула ее, притом довольно
решительно и бесцеремонно: когда Лоре исполнилось двадцать лет, мать
записала ее в коммерческий колледж неподалеку от нашего дома и из своих
"журнальных денег" (она распространяла подписку на журналы для женщин)
заплатила за первое полугодие. Но из этой затеи ничего не вышло. Правда,
Лора старалась запомнить расположение клавиш пишущей машинки: в колледже ей
дали схему клавиатуры, и она молча просиживала перед нею часами, не сводя с
нее глаз, а руки ее тем временем чистили и полировали маленькие стеклянные
фигурки - их у нее было великое множество. Этим она занималась ежедневно