"Теннесси Уильямс. Рассказы, Эссе" - читать интересную книгу авторарасставалась. Видимо, ей как-то не приходило в голову, что, прочитав книгу,
ее тут же откладывают. Этот самый Конопатик, однорукий сирота, работавший в лагере лесорубов, был для нее настолько своим человеком, что она запросто приглашала его к себе в комнату для дружеской беседы - совсем, как меня. Если я, заходя к ней, заставал ее с раскрытою книгой на коленях, она очень серьезным тоном сообщала мне, что у Конопатика нелады с десятником или что на него вот сию минуту упало дерево и повредило ему позвоночник. Рассказывая о мытарствах персонажа из книжки, она хмурилась с искренней озабоченностью и как будто совсем забывала в эту минуту, что в конце концов все его беды остались позади, что этот несчастный случай обернулся удачей - у него отыскались богатые родители, а у свирепого десятника оказалось прямо-таки золотое сердце. У Конопатика была любовь с девушкой, которую сам он называл Ангелом, но, как только девушка эта начинала играть в событиях важную роль, сестра либо захлопывала книжку, либо же возвращалась к тем периодам в жизни однорукого сироты, когда он еще был одинок. Помню только одно ее высказывание о героине романа: "Вообще-то она славная, но мне кажется, слишком гордится своею внешностью". Как-то на Рождество, украшая искусственную елочку, Лора взяла в руки вифлеемскую звезду, которую обычно прикрепляла к верхушке, и стала сосредоточенно рассматривать ее в свете люстры. - А звезды и вправду пятиконечные? - спросила она вдруг. Вот скажет она, бывало, такое, и смотришь на нее, не понимая, в шутку это она или всерьез; печаль и растерянность охватывают тебя. - Нет, - ответил я, убедившись, что она говорит вполне серьезно. - Они Это сообщение несколько озадачило ее. Она подошла к окну, чтобы взглянуть на небо - как всегда в зимнюю пору в Сент-Луисе оно было затянуто густым дымом. - Трудно сказать, - проговорила она и вернулась к елочке. Время шло, и сестре минуло двадцать три. В этом возрасте девушки выходят замуж, а у сестры, по правде сказать, ни разу в жизни даже свидания не было. Но, по-моему, ее саму это удручало гораздо меньше, чем нашу мать. Как-то утром за завтраком мать обратилась ко мне: - Почему бы тебе не завести дружбу с какими-нибудь симпатичными молодыми людьми? Как там у вас, на складе - не найдется какого-нибудь подходящего молодого человека, такого, чтобы можно было его пригласить к обеду? Предложение это удивило меня: обычно еды не хватало даже на нас троих. (Мать во всем проводила жесткую экономию. Видит бог, мы и так были достаточно бедны, но она все боялась, как бы мы еще больше не обеднели - это стало у нее форменным наваждением. Страх не такой уж напрасный, - если учесть, что единственный мужчина в доме был поэт, работающий на обувном складе, - но как-то, по-моему, слишком уж сильно влиявший на все ее расчеты). И мать поспешила объяснить: - Я думаю, это было бы хорошо для твоей сестренки. Через несколько дней я привел к обеду Джима Дилэни. Это был рослый рыжий ирландец, такой вымытый, ухоженный, как фарфор у хорошей хозяйки. Он |
|
|