"Слоан Уилсон. Место летнего отдыха " - читать интересную книгу автора

ответила: "Да, если папа и мама будут согласны". Ее поцелуй был поцелуем
порядочной девушки, думал он, полным целомудрия и сдержанности.
Старая Маргарет расспросила о его доходах, заручилась его обещанием
никогда не покидать Буффало, после чего коснулась сухими губами его щеки и
пожелала счастья. Тем же вечером она созвала всех своих знакомых, чтобы
сообщить им "большую новость", особо выделяя тот факт, что ее будущий зять -
выпускник Гарвардского университета.
Месяц спустя молодые обвенчались в методической церкви по соседству и
на медовый месяц улетели в Нью-Йорк. В гостиницу приехали в семь вечера.
Закрыв за собой дверь, Кен обнял Хелен, но она была настолько перепугана,
что его охватило чувство жалости и он стал серьезно объяснять ей: женитьба
вовсе не означает, что брачные отношения должны отправляться немедленно; так
или иначе, секс не играет никакой роли. Очевидно, она испытала колоссальное
облегчение и, задернув в номере все шторы и погасив все светильники,
принялась надевать ночную рубашку, ни на минуту не оставляя свое тело
обнаженным.
Первые дни медового месяца Хелен оставалась скромной и целомудренной,
как монашенка. На третью ночь Кен лежал с открытыми глазами на самом краю
двуспальной кровати. Его снова одолевали воспоминания о Сильвии, а он было
надеялся, что они уже никогда не вернутся. В три часа утра он поднялся с
постели, раздвинул занавески и встал у окна, глядя с двенадцатого этажа на
улицы Нью-Йорка. К своему немалому удивлению он вдруг на миг почувствовал
желание выпрыгнуть. Так просто отпереть задвижку, поднять раму и
выскользнуть головой вперед, с шумом рассекая прохладный и пахнущий лавандой
ночной воздух, найти свой конец на тротуаре внизу... Потрясенный такими
мыслями, он повернулся лицом к кровати, где на белом фоне подушки виднелись
очертания головы Хелен. На маленьком столике рядом с кроватью стоял графин с
водой. Кен остановил на нем взгляд, и перед ним встала еще более ужасающая
картина: он берет графин и наносит ей удар по голове, бьет ее до смерти. Он
чудовищно ясно представил себе, как стоит у ее трупа с графином в руках,
занесенным над головой. Он даже увидел себя со стороны, как ставит графин на
место и, сняв трубку, говорит телефонистке: "Вызовите полицию. Я только что
убил свою жену". Нетерпеливым жестом Кен тряхнул головой, чтобы привести в
порядок мысли, и снова забрался под одеяло, старательно избегая прикасаться
к жене.
Утром, когда он проснулся, Хелен была уже одета и сидела в кресле,
читая библию. Она нервно улыбалась, пока он выбирался из постели в своей
мятой пижаме. Кен хотел было обнять ее, чтобы приободрить, проявить чуть ли
не отеческую нежность, но прикосновение к ее плечам оказалось настолько
приятным, что он не заметил, как стал уговаривать ее и понес на руках к
кровати, непрерывно целуя и прекратив это лишь в тот момент, когда понял,
что она плачет. Он резко остановился, стараясь подавить в себе нарастающую
злобу, и с отчаянием выпалил:
- Я не сержусь на тебя, Хелен, здесь другое! Думаю, это судьба; Бог
мой, я знаю, ты не виновата!
Вдруг все перевернулось, и уже не он, а она утешала его, просила
прощенья, без притворства взять ее, что он и сделал, не доставив
удовольствия ни ей, ни себе. Потом она снова плакала, и никто из них не смог
спуститься к завтраку. В тот день они пошли в кино на два двухсерийных
фильма, посмотрели на Бродвее спектакль. После обильного ужина у него так