"Тим Уинтон. Музыка грязи " - читать интересную книгу автора

вешала на холодильник, - что она даже не слышала фразы, в которую это слово
было обернуто. Она просто отшатнулась, будто ей дали пощечину. Мачеха... До
той поры это слово в доме не произносилось, что было в некотором роде
честно; она это понимала. Джош хотел победить, желал ранить, но, кроме всего
прочего, еще и просто прояснял ее статус. Она все еще видела его лицо,
искаженное гримасой ярости. Это было его старческое лицо, то, что ожидало
его в будущем. Ради идиотской видеоигры он вычеркивал ее из своей жизни, а
его брат Брэд, которому было одиннадцать, смотрел на нее с презрением.
Поднявшись, чтобы выйти из комнаты, Джорджи устыдилась всхлипа, который у
нее вырвался. Никто из них не заметил, когда именно в дверном проеме
появился Джим. Все глубоко вдохнули. Джорджи вышла, не дав никому и слова
сказать, до того, как окончательно сорвется. Она ткнулась Джиму в подмышку и
поковыляла наверх, чтобы повыть в чайное полотенце, пока не успокоилась
настолько, что смогла налить себе в стакан шардонне. Голос Джима тихо и
зловеще поднимался из лестничного колодца. Она поняла, что он готов их
ударить, и знала, что должна спуститься и положить этому конец, но все
закончилось еще до того, как она смогла взять себя в руки. Этого никогда не
было раньше - ничего подобного. Потом Джорджи все думала, слово ли на букву
"м" разрушило чары или все-таки сознание того, что она вполне могла бы
избавить мальчиков от порки - и даже не попыталась. В любом случае все
изменилось.
Это было поздней осенью. Через несколько недель ей исполнилось сорок, и
она очень разумно дала этой маленькой дате проскользнуть незамеченной. К
весне и к началу нового сезона она просто механически совершала привычные
движения. Однажды один человек, американец, в приподнятый, веселый момент
изложил ей свою теорию любви. Это чудо, сказал он. Чудо нереально, детка,
но, когда оно уходит, оно кончается.
Джорджи не хотела верить в тонкую чепуху вроде того, что привязанность
порождается иллюзиями, что нужен какой-то ложный миф, чтобы ты продолжал
любить, работать или служить. И все же она так часто чувствовала, что
романтика испаряется, что даже удивлялась. И разве не проснулась она однажды
грустным утром, не находя в себе причин и дальше работать медсестрой? Ее
карьера была настоящим призванием, а не просто работой. И не могло ли быть
так, что эта неожиданная пустота, эта потеря какого-то благородного
импульса - просто признак того, что чудо ушло? В свое время Джорджи Ютленд
была своего рода морячкой, и поэтому она точно знала, что значит заблудиться
на море, умереть в воде. Теперь она очень хорошо узнавала это ощущение. И в
ту весну она без звука прыгнула за борт.
Вот каково оно было - выгребать по лагуне в это утро, когда небо над
головой - как из фетра. Женщина за бортом. Некуда плыть. Что же ей делать?
Направляться к бахромчатому рифу, стремиться в открытое море, принять вызов
Индийского океана в чем мать родила вместе с освобожденным приятелем-шавкой?
Грести мимо Крей-Бэнк, мимо Шельфа, мимо морского пути, мимо Западной Гряды
девяностых? В Африку? Джорджи, сказала она сама себе, ты женщина, у которой
больше нет даже автомобиля, вот насколько ты мобильна и независима. Раньше
ты отпугивала людей размалеванными глазами, хирурги после встречи с тобой и
слова вымолвить не могли. Где-то, как-то, но ты провалилась в туман.
Она легла в воде на спину, мечтая о том, чтобы открылся какой-нибудь
портал, чтобы она могла нажать на какую-нибудь тупую иконку и безопасно
уйти, без боли, без сожалений и воспоминаний.