"Филлис Уитни. Тайна "Силверхилла"" - читать интересную книгу автора

Светлые брови поднялись, рот скривила усмешка.
- Я - садовник, мисс, - сказал он и шутливо отдал мне честь, приложив
руку к виску, после чего направился к самолету, всем своим видом давая
понять, что отнюдь не считает себя простым слугой.
Я двинулась в сторону серого "Бентли", с каким-то отвращением держа в
руках негнущийся конверт знаменитой фирмы Горэм. Предполагалось ли, что я
сяду на заднее сиденье и этот странный шофер-садовник торжественно доставит
меня на кладбище? Я чувствовала, как невыплаканные слезы жгут мне глаза. Мне
пришлось пережить десять страшных дней, закончившихся смертью мамы, так что
нервы были на пределе. Я понимала: надо держать себя в руках. Если хочу
выполнить эту злосчастную миссию, надо постараться как можно больше узнать о
нынешней атмосфере в Силверхилле.
Я решительно открыла переднюю дверцу машины и уселась рядом с сиденьем
водителя. Взвинченная до крайности, я не решалась сразу же вскрыть конверт с
бабушкиной запиской. Вместо этого я сидела не двигаясь, разглядывала свои
белые перчатки - не появилось ли на них после дороги каких-либо пятен, -
потом осмотрела свои коричневые замшевые туфли - не запылились ли? Заправила
выбившуюся из-под шляпы прядь и заново закрепила шпильками сбившейся вниз
узел волос.
Я совершала все эти бессмысленные мелкие движения, потому что не в
состоянии была сидеть в полной неподвижности, а также потому, что меня
терзала обида за мать. Да и у меня самой происходящее вызывало чувство
протеста. И помимо всего прочего я испытывала некоторый страх: каким образом
я смогу осуществить то, о чем она так меня умоляла?
После кондиционированного воздуха самолета июньский полдень показался
мне очень жарким. Достав пудреницу, я провела пуховкой по своему лоснящемуся
носу, а потом быстро запудрила шрам на правой щеке. Собственно говоря, для
этого-то я и носила с собой пудреницу. Если бы не шрам, я бы в зеркальце и
не заглядывала. Солнце проникало в салон через открытое окно, освещая
глубокий полумесяц возле моего рта так ярко, словно это были юпитеры в
какой-нибудь студии или тот светильник в ресторане, который с какой-то
намеренной беспощадностью обнажил его в тот вечер недели две назад, когда мы
обедали с Грегом.
Теперь я была готова спрятать свою изуродованную щеку в благодатной
тени, но сознательно не сделала этого, когда мне открылась истина насчет
Грега. Что ж, я не могла его осуждать. Он обманул себя в той же мере, что и
меня, но пробуждение к суровой действительности было для меня потрясением, я
даже почувствовала физическое недомогание. Ведь в этот раз я забыла свои
старые правила и оказалась слишком доверчивой. Самое лучшее - это держать
голову высоко и не принимать сочувствия от кого бы то ни было. Мне оно было
ни к чему. Я ощущала в себе изрядную долю самоуверенности, свойственной всем
Горэмам, во всяком случае, блефовать я умела прекрасно. Мне незачем быть
мягкой, глупой и слабой.
Захлопнув пудреницу, я спрятала ее в сумочку. Что было у меня
безупречным, так это руки. Стянув перчатки, я внимательно разглядывала их в
поисках утешения. Мои руки с длинными, тонкими, но сильными пальцами не были
похожи на маленькие, пухленькие, нежные ручки мамы.
- Руки не только красивые, но и выражающие силу характера, - говаривал
мистер Донати, наблюдая, как я подставляю под объектив фотоаппарата пальцы,
унизанные тяжелыми перстнями знаменитой фирмы Донати. Мои руки призваны