"Ивлин Во. Испытание Гилберта Пинфолда" - читать интересную книгу автора

мир sub specie aeternitatis 1 и видел только пресную географическую карту;
но совсем другая была картина, когда его лично что-то задевало. Тогда он
кубарем сваливался со своей наблюдательной верхотуры. Оскорбившись бутылкой
скисшего вина, нахалом-прохожим или грамматической ошибкой, его дух,
подобно накатившей тележке с кинокамерой, брал обидчика крупным планом,
сверкая объективами; так сержант-муштровик сверлит глазами незадачливый
взвод, закипая наигранным гневом и словно не в силах поверить увиденному; и
как над тем сержантом, многие посмеивались над ним, но на кого-то это
весьма сильно действовало.
Все это в свое время находили забавным. Из уст в уста передавались его
язвительные оценки, ему приписывали дерзкие выходки под девизом "Пинфолд в
своем репертуаре". Сейчас он сознавал, что в глазах многих его
оригинальность потускнела, но обновлять программу было уже поздновато.
Половозрелым мальчиком, когда почти все его однокашники огрубели, он
был субтилен, как Сундук, и ранний успех сделал его обаятельным.
Затянувшееся преуспевание принесло перемены. Впечатлительные мужчины, видел
он, усваивали себе защитную маску от хамства и обид взрослого мира. Их мало
выпало на долю мистера Пинфолда; он получил нежное воспитание, а в качестве
писателя его рано приветили и захвалили. Если что и нуждалось в защите, гак
это его застенчивость, и с этой целью, действуя, скорее, наобум, он
постепенно усвоил эту бурлескную роль. Он не изображал собой ученого или
кадрового военного; он выбрал для себя гибрид эксцентрического
преподавателя с брюзгливым полковником, и он усердно играл свою роль перед
детьми в Личполе, перед друзьями в Лондоне, покуда эта роль не стала
определять все проявления его личности. Когда он прерывал свое одиночество
и забегал в клуб либо с топотом поднимался в детскую, половину себя он
оставлял за порогом, и наличная половина раздувалась за счет отсутствующей.
Он являл миру помпезный фасад неотесанной выделки, прочный, глянцевый,
первозданный, как панцирь.
Няня мистера Пинфолда говаривала: - Своя воля доведет до неволи; и
еще: - Слово не палка, больно не ударит. - Мистеру Пинфолду было
безразлично, что говорят о нем в деревне. Мальчиком он остро переживал
насмешки. Его взрослая оболочка была невосприимчива к ним. Он давно оградил
себя от репортеров, а молодежь, сочинявшая "портреты в профиль", собирала
материал, где могла. Еженедельно его агент по печати доставлял ему к
завтраку две-три весьма неприятных газетных вырезки. Его не слишком
огорчало, какую оценку выставляет ему общество. За уединение надо платить.
Еще приходили письма от незнакомых людей - как ругательные, так и
похвальные. С точки зрения вкуса или силы выражения, и те и другие
корреспонденты не пользовались признанием мистера Пинфолда. Он всем
отправлял отпечатанные уведомления о получении.
Он проводил дни в писании, чтении и малых хлопотах. Он никогда не
пользовался услугами секретаря, и последние два года обходился без слуги. И
мистеру Пинфолду это не было в тягость. Ему хватало умения отвечать на
письма, оплачивать свои счета, увязывать пакеты и складывать одежду. Ночами
ему чаще всего снилось, как он разгадывает кроссворд в "Таймс"; когда
снилось, что он вслух читает семейству скучную книгу, он просыпался в
кошмаре.
К пятидесяти годам он обленился. В свое время он охотился с собаками,
помногу ходил, копал огород, валил деревца. Теперь он днями просиживал в