"Ивлин Во. Испытание Гилберта Пинфолда" - читать интересную книгу автора

сдавая луг за лугом. Комиссия, все еще называемая в народе "Вагой",
приехала и снова обошла владения - и снова решила в пользу миссис Пинфолд.
У Хилла теперь был адвокат, и он обжаловал решение. Дело тянулось. Мистер
Пинфолд держался в стороне, огорчаясь переживаниями жены. И только на
Михайлов день 1949-го Хилл таки уехал. Он еще пошумел в деревенской пивной
насчет своей смекалки и с немалым барышом подался в другие края.
Вскоре за этим произошел и другой случай. Мистер Пинфолд получил от
Би-би-си предложение записать с ним "интервью". Таких предложений за
прошедшие двадцать лет было множество, и он всегда отвечал отказом. На сей
раз гонорар был более приемлемым, а условия - более терпимыми. Ему не надо
будет ехать к ним в Лондон. Электрики сами приедут к нему со своей
аппаратурой. Не надо заранее оговаривать текст; вообще не нужно никаких
приготовлений; вся процедура займет час времени. От нечего делать мистер
Пинфолд согласился и тут же пожалел об этом. Назначенный день пришелся на
конец летних каникул. Вскоре после завтрака прибыли легковой автомобиль и
мгновенно облепленный детворой фургон, каким в армии пользуются разве что
связисты специальной службы. Из машины вышли трое седеющих моложавых мужчин
в роговых овальных очках, в кордовых брюках и твидовых пиджаках другими
мистер Пинфолд их себе и не представлял. Главного звали Ангелом. Его
начальственный статус подчеркивала аккуратная густая борода. Он и его
коллеги, объяснил он, ночевали в этих местах, у него тут тетка. Уехать им
надо до ленча. Работу кончат в первой половине дня. Электрики принялись
быстро разматывать провода и устанавливать микрофоны в библиотеке, а мистер
Пинфолд привлек внимание Ангела и его команды к наиболее примечательным
произведениям искусства из своего собрания. Они не стали утруждать себя
отзывом и только заметили, что в последний раз им показывали гуашь Руо.
- Я не знал, что он писал гуашью, - сказал мистер Пинфолд. - Как бы то
ни было, он мерзкий художник.
- А-а! - сказал Ангел. - Прелестно. Очень прелестно. Обязательно надо
будет записать.
Когда электрики все наладили, мистер Пинфолд сел за стол перед тремя
незнакомцами, имея в центре микрофон. Приезжие явно ориентировались на
передачи, толково сделанные в Париже с разными французскими знаменитостями,
когда непринужденная, непосредственная беседа провоцировала испытуемых
делать ненужные признания.
Они по очереди расспрашивали мистера Пинфолда о его вкусах и
привычках. Тон задавал Ангел, и поэтому мистер Пинфолд смотрел на него.
Заурядное лицо в местах, свободных от бороды, омрачилось, в
невыразительном, нарочито простонародном голосе зазвучали угрожающие ноты.
Вопросы ставились вполне корректные, но мистеру Пинфолду чудилась
зловредная подковырка. Похоже, Ангел был убежден, что всякая знаменитость,
удостоенная собеседования с ним, непременно что-нибудь утаивает, что она
самозванка, и его дело загнать ее в угол и развенчать, точными вопросами
обозначив заведомо известное позорное пятно. Это смахивало на скулеж
неудачника, который слышался мистеру Пинфолду в газетных вырезках про него.
С нахалами, вольными или невольными, он умел управляться, он давал
краткие и резкие ответы, по пунктам сбивая спесь с противников, если они
таковыми были. Когда все кончилось, мистер Пинфолд предложил гостям херес.
Напряжение спало. Он из вежливости спросил, к кому они поедут дальше.
- Мы едем в Стратфорд, - сказал Ангел, - у нас интервью с Седриком