"Джин Вулф. Пыточных дел мастер. (Книги нового солнца, Книга 1)" - читать интересную книгу автора

сказать наверняка, не лжет ли мне самому мое собственное сознание; все мои
выдумки вернулись ко мне, и я, помнящий все до единой мелочи, больше не
мог быть уверен, что все эти воспоминания - нечто большее, чем пустые
мечты. Я помнил лицо Водалуса в лунном свете - но ведь я хотел вспомнить
его! Я помнил его голос и разговор с ним - но ведь я хотел снова услышать
его и ту прекрасную женщину!
Вскоре, одной стылой ночью, я снова пробрался в мавзолей, чтобы
взглянуть на свой хризос. И усталое, безмятежное, бесполое лицо на его
аверсе вовсе не было лицом Водалуса.


Глава 4


Трискепь

? нашел его, когда, наказанный за какую-то мелкую провинность, очищал
ото льда замерзший сток в том месте, куда блюстители Медвежьей Башни
выбрасывают "отходы производства" - трупы растерзанных, погибших в
процессе дрессировки животных. Наша гильдия хоронит своих умерших под
стеной, а пациентов - в нижней части некрополя; а вот блюстители Медвежьей
Башни оставляют своих на попечение посторонних. Из всех, лежавших там, он
был самым маленьким.
Бывают в жизни такие события, которые ничего не меняют. Урс обращает
свое старушечье лицо к солнцу, и солнечный луч заставляет ее снега
сверкать и искриться, так что любая сосулька, свисающая с башенного
карниза, кажется Когтем Миротворца, драгоценнейшим из самоцветов. И все,
кроме самых мудрых, верят, будто снег стает и уступит дорогу долгому,
нежданному лету.
Но - не тут-то было. Солнечный рай продолжается стражу или две, затем
на снег ложатся голубые, словно разбавленное водой молоко, тени,
колеблются, пляшут в токах восточного ветра... Наступает ночь и ставит все
на свои места.
Так же было и с моей находкой, Трискелем. Я чувствовал, что это может
- и должно - переменить все, однако то был лишь эпизод длиною в несколько
месяцев. Когда с его уходом все кончилось, зима вновь сделалась обычной
зимой, после которой, как всегда, наступил день Святой Катарины, и все
осталось по-прежнему. Если бы я только мог описать, как жалко он выглядел,
когда я коснулся его, и как обрадовался он моему прикосновению!..
Весь окровавленный, он лежал на боку. Кровь на морозе застыла, точно
смола, и оставалась ярко-красной - холод предотвратил свертывание. И я -
сам не знаю, зачем - положил ему руку на голову. Он, хоть и выглядел таким
же мертвым, как и все остальные, открыл глаз и взглянул на меня, и во
взгляде его ясно читалась уверенность, что все худшее - позади. Я сделал
свое дело - словно говорил его взгляд, - родился и выполнил все, что смог;
теперь же - твой черед выполнять свои обязанности передо мной.
Случись все это летом, я бы, пожалуй, оставил его умирать. Но я уже
довольно давно не видел ни единого зверя, даже какого-нибудь тилакодона,
питающегося отбросами. Я снова погладил его, и он лизнул мою руку, после
чего я уже никак не мог просто повернуться и уйти.