"Джин Вулф. Пыточных дел мастер. (Книги нового солнца, Книга 1)" - читать интересную книгу автора

вперед мощные, точно колонны, лапы... Теперь он жил, словно призрак. Самое
имя его было смыто его же собственной кровью. Улучив удобный момент, я
наведался в Медвежью Башню и постарался завести дружбу с тамошними. Они
(принадлежали к своей собственной гильдии, которая, хоть и была поменьше
нашей, обладала не менее обширным знанием. Схожесть наших знаний (хотя я,
конечно, и не пытался проникнуть в секреты их мастерства) изумила меня.
Оказалось, что у них при возвышении в мастера кандидат стоит под
металлической решеткой, на которую выпускают истекающего кровью быка, а в
определенный период жизни каждый из братьев берет в жены львицу либо
медведицу и после этого смотреть не хочет на обычных женщин...
Все это - к тому, что их взаимосвязь со зверями почти такова же, как
наша - с пациентами. Надо заметить - как далеко ни уходил я от нашей
башни, все, сколько их ни есть, ремесленные сообщества повторяют
устройство нашей гильдии, словно зеркала отца Инира в Обители Абсолюта,
что отражаются одно в другом. Выходит, все они - такие же, как и мы,
палачи. У нас - пациенты, у охотника - дичь, у купца - покупатель, у
солдата - враги Содружества, у правителя - подданные, у женщин -
мужчины... Все любят то, что разрушают.
Прошла неделя с того дня, как я принес Трискеля в башню, и,
спустившись к нему в очередной раз, я нашел лишь следы его лап в иле. Я
пошел по следам. Если бы он добрался до лестницы, один из дежурных
подмастерьев наверняка упомянул бы о нем. Вскоре след привел меня к двери,
за которой оказалась прорва темных и совершенно незнакомых мне коридоров.
В темноте я не мог разглядеть следов, но все равно шел вперед, надеясь,
что пес учует мой запах в застоявшемся воздухе и придет ко мне.
А потом я уже заблудился и продолжал идти вперед только потому, что
не знал, как вернуться назад.
Я не имел возможности выяснить, насколько древни эти подземелья.
Подозреваю лишь (сам не знаю, отчего), что древностью они превосходят
самую Цитадель. Последняя принадлежит к концу той эпохи, когда стремление
к чужим звездам еще жило в нас, хотя практика полетов к ним угасала, точно
очаг, в который забыли подкинуть дров. Из этой эпохи, за давностью лет, не
сохранилось ни единого имени, однако мы еще помним ее. А предваряли ее,
должно быть, другие, полностью забытые времена - времена стремления уйти
под землю, эпоха сумрачных, тесных коридоров.
Как бы там ни было, мне сделалось страшно в этих коридорах. Я
пустился бегом, порой натыкаясь на стены; наконец, увидел впереди пятнышко
бледного дневного света и вскоре выбрался наружу сквозь отверстие, в
которое едва-едва протиснул голову и плечи.
Оказавшись на свободе, я увидел, что забрался на обледенелый
пьедестал одного из тех древних многогранных циферблатов, каждая из
многочисленных граней которых обозначает свой час. Потолок туннеля под ним
просел от времени, и циферблат накренился так, словно сам сделался
гномоном, чья тень вычерчивала течение короткого зимнего дня на белом,
ровном снегу...
Летом здесь явно был сад, но не такой, как у нас в некрополе, с
полудикими деревьями и лужайками на пологом склоне. Здесь в расставленных
на мозаичной мостовой вазонах цвели розы, а вдоль стен, огораживавших
двор, стояли скульптуры, изображавшие зверей, смотревших в сторону
солнечных часов. Здесь были неуклюжие барилямбды; цари среди зверей,