"Кейт Уотерхаус. Билли-враль " - читать интересную книгу автора

по мнению Крабрака, календари надо было разослать полезным, на его
взгляд, людям: директору Дома для престарелых, нашему давнему заказчику,
членам правления Страхтонского крематория и приходским священникам,
чтобы они не забывали звонить нам, когда появлялась надобность в услугах
похоронной конторы. Ну, а я календари-то не разослал, а почтовые деньги
присвоил. Сначала я прятал календари на складе, в подвале конторы, но,
очумев от жутких видений Злокозненного мира - Крабрак приподымает крышку
гроба, находит календари, и все узнается, - перетаскал их постепенно
домой. Несколько штук мне уже удалось уничтожить: вечерами я выносил их
по одному из дома, рвал на мелкие клочья и разбрасывал по Страхтонской
пустоши. И хоть всякий раз я боялся до холодного пота и липкой дрожи,
что полиция найдет меня по обрывкам календарей, мне удалось избавиться
уже от четырнадцати штук. Остальные хранились в железном сундучке под
моей кроватью - их осталось двести одиннадцать.
Одеваясь, я решил непременно разыскать в "Домашнем юристе", что мне
могут сделать за мое преступление. "Итак, Сайрус, вы заслуживаете
тюрьмы. Но, учитывая вашу юность и высокую оценку ваших способностей..."
Что ж, тюрьма так тюрьма. Но я, конечно же, поразил начальника тюрьмы
своим интеллектом, сдружился со священником - и благополучно вынырнул в
Амброзийском мире, хотя такие путешествия были непозволительной роскошью
в рабочий день после половины десятого.
- Билли, если ты через пять минут не уйдешь, я сама вышвырну тебя
из дома! - крикнула мне снизу матушка. Я надел пиджак и выдвинул из-под
кровати древний, покрытый черным лаком железный сундучок. Приклеенная
вчера марка была на месте - значит, крышку никто без меня не открывал.
Давным-давно, когда в сундучке хранились только исписанные неразборчивым
почерком открытки от Лиз да сладенькие записочки Ведьмы, я назвал его
Уголовным сейфом. И доля правды в этой шутке довольно быстро стала
стопроцентной.
Нерешительно приподняв крышку, я был, как всегда, ошарашен и
пришиблен огромной грудой календарей - на бурых конвертах моим
размашистым почерком были написаны адреса "полезных людей" вроде доктора
Харви Хвата, П. У. Рогмана, эсквайра, или преподобного Д. Л. П.
Гвозделла, директора общежития для одиноких рабочих. Кроме календарей, в
черных недрах Уголовного сейфа хранились любовные письма, счета, которые
отец просил меня послать клиентам его фирмы, любовные пилюли, подаренные
мне Штампом, зачитанный сборник "Рассказов для мужчин" в глянцевой
обложке и письмо, написанное матушкой в радиоредакцию "Час домашней
хозяйки". Я отчетливо представлял себе, как она открывала бутылочку
чернил "Радужная чернь" и склонялась над листом мелованной бумаги... но,
хоть убей меня, не мог понять, почему я не отправил ее письмо и зачем
вскрыл его, сидя на корточках перед Уголовным сейфом.
"Уважаемый господин Редактор!
Я не отниму у Вас много времени, чтобы сказать, как я люблю слушать
Ваш Час каждый день, что бы я ни делала, и попрошу Вас передать Песню
("Песню в сумерки") для меня, хотя у Вас, наверно, не всегда найдется
время передавать, что захочет каждый, но это моя "любимая песня", потому
что муж часто пел ее, когда мы были молодые, хотя я понимаю, что у Вас,
может быть, не хватит времени.
С глубоким уважением к Вам, (миссис) Н. Сайрус. Р.S. . Мой сын тоже