"Йен Уотсон. Внедрение" - читать интересную книгу автора

Это мерзкое португальское слово индейцы применяют для обозначения
иностранцев, в том числе европейских потомков самих бразильерос, и,
естественно, для меня. Мы все аутсайдеры, чужаки. Французы, американцы.
Правое крыло, левое крыло. Все равно. "Караиба".
Те же, кто знает, что такое политика и в том числе политика Амазонского
Потопа, отсюда кажутся далекими, обитающими на другом краю земли горожанами,
разрешающими проблемы с автоматами в руках. Даже когда ситуация потребует
переместиться в провинцию, за черту города, что им делать с индейцами в
глухих дебрях лесов? Да и что могут они сделать! Индейцы погибнут как раса и
превратятся в обнищавших "цивилизадос", сограждан, имеющих равные права -
умирать цивилизованными.
Так что за радость находиться здесь, в человеческом заповеднике, где
пребывают эти "странные дикари", законсервированные в своем экзотическом
дикарстве? Но, как ни паршиво будет признать, для индейцев в здешних местах
нет никакой политической альтернативы!
А как на руку все это бразильской хунте! Ведь ей достанется слава
строителя величайшего озера на Земле, единственного из созданий рук
человеческих, видимого с Луны!
Это чисто политический проект, хотя жертвы его понятия не имеют о том,
что такое политика, и не могут научиться бояться политики без прививки этим
вирусом, который погубит их на корню. Вот в чем парадокс, не дающий мне
покоя, моя головная боль - мое собственное бессилие. Я могу только вести
хронику вымирания этого уникального народа. И, к собственному утешению,
крутить кассету с сумасбродной поэмой Русселя!.."
Соул поежился. Жаркое африканское солнце обычно согревало их беседы о
Русселе. Это казалось тогда таким невинным и азартным: восходила звезда его
собственного исследования. Он запомнил вид из бара. Красные гофрированные
крыши. Сияющий белый пластик стен. Огненные деревья. Мечеть. "Пежо" и
"фольксвагены", припаркованные на пыльной улице. Продавцы резных статуэток в
шортах и рваных майках, сидящие на корточках. Женщины, идущие мимо в
хлопающих сандалиях, закутанные в черное, с покупками на головах.
На столе - бутылки пива, скользкие от конденсата, а они с Пьером
беседуют о поэме, которую практически невозможно воспроизвести в
человеческом сознании и для прочтения которой нужна специальная машина...
Многое решалось тогда сгоряча и наивно. Но теперь то, что казалось
мечтой и идиллией, материализовалось, теперь это были живые существа: Видья,
Вашильки, Рама, Гюльшен и другие, они содержались в спецблоке клиники.
Разбуженные Пьером воспоминания о том счастливом времени нахлынули с новой
силой.
Айлин словно читала его мысли - она оторвалась от мальчика и довольно
резко сказала:
- Крис, хочу у тебя кое-что спросить. Ты можешь дочитать после?
- А в чем дело?
- В принципе, ничего особенного. Я говорила с одной из здешних дам в
поселке - муж у нее работает садовником в госпитале. Так вот, она
рассказывала нечто странное...
- Что именно?
- Что ты учишь детей какому-то поганому языку. Вот это новости.
- Поганому языку? Что значит "поганому языку"? Что она имеет в виду?
Она что, не знает, что в госпитале лежат дети с расстройствами мозга?