"Ричард Райт. Черный (Библиотека литературы США)" - читать интересную книгу автора

Кэпитоль-стрит, ворует регулярно и ни разу не попался. Я знал, что наш
сосед крадет мешки с зерном со склада, где он работает, хотя он очень
религиозен, дьякон в церкви, молится и поет там. Я знал, что черные
девушки, работающие в домах у белых, каждый день воруют еду, чтобы как-то
прожить на свое скудное жалованье. И я знал, что сама природа отношений
между белыми и черными порождает это постоянное воровство.
Никому из черных вокруг меня не приходило в голову, что нужно
организоваться, пусть даже на самых что ни на есть законных основаниях, и
потребовать у белых хозяев, чтобы нам повысили зарплату. Сама мысль об
этом показалась бы им чудовищной, они знали, что белые немедленно
расправятся с ними и расправятся жестоко. Поэтому, делая вид, что
подчиняются законам белых, улыбаясь, покорно кланяясь, они хватали все,
что попадалось под руку. И белым это, похоже, нравилось.
Но я, который ничего не крал и хотел смотреть им прямо в глаза, хотел
говорить и поступать как человек, вызывал у них страх. Белые на Юге
предпочитают негров, которые работают на них и воруют, а не тех, кто хотя
бы смутно сознает свое человеческое достоинство. Поэтому белые как бы
поощряют безответственность и вознаграждают нечестность черных,
вознаграждают в той мере, в какой мы позволяем им чувствовать себя выше
нас и в безопасности.
Я не хотел воровать не потому, что считал воровство безнравственным. Я
не хотел воровать, потому что знал - в конечном счете это ничему не
поможет, не изменит отношения человека с окружающим миром. Как же мне
изменить эти отношения? Почти вся моя получка уходила на то, чтобы кормить
голодные рты дома. Если откладывать доллар в неделю, мне потребуется два
года, чтобы скопить сто долларов - сумму, которую я почему-то считал
достаточной, чтобы устроиться в чужом городе. Но одному богу известно, что
может произойти со мной за два года...
Например, брякну что-то неподобающее какому-нибудь белому и попаду в
беду. А я меньше всего хотел попасть в беду, потому что боялся столкнуться
с белыми, потерять власть над собой и произнести слова, равнозначные моему
смертному приговору. Время работало не на меня, нужно было спешить. Часто,
запутавшись, я мечтал быть таким же, как мои товарищи по работе в шумных
гостиничных гардеробных, - ленивые, всегда улыбающиеся, они быстро все
забывали и не ощущали необходимости решать мучительные проблемы. Много раз
я чувствовал усталость от своей тайной ноши и мечтал сбросить ее, все
равно - в мыслях или на деле, смириться. Но я не был рожден смиренным, а
возможность действовать была ограниченна, и я боялся любого действия.
Желание побыстрее уехать не давало мне покоя. Вокруг меня были белые,
которые устанавливали законы в нашей стране; я видел, как они поступают,
как относятся к черным, как относятся ко мне, и я больше не считал, что
должен подчиняться законам, которые вроде бы равно обязательны и для белых
и для черных. Я был вне этих законов - так говорили мне белые. Теперь,
когда я думал о бегстве из окружавшего меня мира, я больше не ощущал того
внутреннего запрета, который делал воровство невозможным, и это новое
ощущение свободы вселяло одиночество и страх.
Чувства мои раздваивались; сам того не желая, я думал о запертом шкафе
в доме наших соседей, где хранился пистолет. Что я смогу предпринять,
украв его? Когда желание уехать обострялось, меня преследовал вид склада в
негритянском колледже неподалеку, где хранились громадные банки с