"Ричард Райт. Черный (Библиотека литературы США)" - читать интересную книгу автора Если ты ходишь во сне, значит, тебя ведет бог, он хочет, чтобы ты
совершил для него какое-то доброе дело... Все на свете казалось легко, просто, возможно потому, что мне так хотелось... Мир, в котором я жил, был мне не подвластен, зато я мог совершить все, что хотел, в мире, который жил во мне. Меня окружало убожество, нищета, и, чтобы не задохнуться в глухой, голодной тоске, я наделил свой внутренний мир безграничными возможностями. И в мыслях моих, и в воображении прочно поселился страх перед белыми. Война подходила к концу, и Юг полыхал расовой ненавистью. Я не наблюдал ее явных проявлений, но будь я даже сам участником конфликтов, я вряд ли ощущал бы эту ненависть так остро. Война так и не стала для меня реальностью, зато я всеми фибрами души отзывался на каждый слух о столкновении между белыми и неграми, на каждую новость, сплетню, намек, не пропускал ни единого слова, ни одного перепада интонации. Гнет этой ненависти и угрозы, исходящей от не видимых нам белых, требовал от меня напряжения всех моих нравственных сил. Я часами простаивал у крыльца соседних домов, слушая рассказы о том, как белая женщина ударила по лицу негритянку, как один белый убил негра. Рассказы эти наполняли меня волнением, страхом, трепетом, я задавал взрослым сотни вопросов. Однажды вечером я услыхал рассказ, который на много ночей лишил меня сна. Мужа одной негритянки растерзала белая толпа. Негритянка поклялась отомстить за его смерть, взяла револьвер, завернула его в тряпку и униженно пошла умолять белых, чтобы ей отдали труп мужа похоронить. Ее впустили к покойнику, она подошла к нему, а вооруженные белые молча стояли вокруг и смотрели. Женщина эта, рассказывали, опустилась на колени и стала убила четырех белых, никто и опомниться не успел. Произошла эта история на самом деле или ее выдумали, не знаю, но я верил в нее всей душой, потому что привык жить с ощущением, что на свете существуют люди, которые по своей прихоти могут отнять у меня жизнь. Я решил, что, если мне когда-нибудь придется столкнуться с белыми, я поступлю, как эта негритянка: замаскирую оружие, притворюсь, что убит горем и ни о чем, кроме своей потери, не помню, они подумают, будто я смирился с их жестокостью и принял ее как непреложный закон, и тут-то я выхвачу свой револьвер и буду стрелять в них, стрелять, стрелять, пока они не убьют меня. Рассказ о том, как негритянка обманула белых, помог оформиться тому смутному протесту, который давно уже бродил во мне. Конечно, ни в какие действия он не выливался. Мои фантазии так и оставались лишь в моем воображении, потому что я чувствовал себя совершенно беспомощным перед лицом угрозы, которая в любую минуту могла меня настигнуть, и потому что я знал: если белые захотят со мной расправиться, ничто не спасет меня. Я черпал в своих фантазиях поддержку, они помогали мне выжить, не сломиться под угрозой насилия. Эти фантазии были не просто попыткой защитить себя от белых, они вошли в мою плоть и кровь, стали моим кредо, моей религией, жизнью. Ненависть белых так прочно въелась мне в мысли и в душу, что потеряла связь с повседневной реальностью, и настроения, которые эта ненависть во мне вызывала, питали сами себя, они разгорались и затухали в зависимости от того, что я слышал о белых, в зависимости от того, на что я надеялся и о чем мечтал. Стоило кому-нибудь произнести слово "белые", и я сжимался, во |
|
|