"Ричард Райт. Черный (Библиотека литературы США)" - читать интересную книгу автора

чувствуют.
- А, ладно, главное - это стать членом братства, - говорили они.
И вот воскресенье, день нашего крещения. Я надел лучшее, что у меня
было, и, обливаясь потом, явился в церковь. Кандидатов в члены общины
толпой погнали слушать проповедь, в которой путь спасения был расписан от
рождения до смерти. Потом нам велели пройти к алтарю и там выстроили.
Облаченный в белую рясу проповедник опустил веточку в огромную чашу с
водой и помахал над головой первого обращенного.
- Крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, - звучным голосом
произнес он, помавая мокрой веткой. По лицу мальчишки поползли капли.
Он переходил от одного к другому, каждый раз окуная ветку в чашу.
Наступил мой черед - как же глупо и неловко я себя чувствовал, как мне
хотелось крикнуть ему: "Перестаньте! Ведь это же шарлатанство!" Но я
молчал. Мокрая ветка помоталась над моей головой, обрызгав лицо и рубашку,
несколько капель упало за ворот, они поползли по спине, как козявки. Меня
стало передергивать, я еле сдержался. Но вот и конец. Мне стало легче.
Проповедник тряс ветку уже над головой следующего обращенного. Я глубоко
вздохнул. Все, крещение мое свершилось.
Даже после того, как религиозное братство "дало мне свою правую руку",
я продолжал изнывать в воскресной школе от скуки. По сравнению с
журнальным чтивом, от которого кровь стыла в жилах, библейские предания
казались такими пресными, тягучими. Не один я так думал - многие засыпали
в воскресной школе. Наконец самый смелый из нас заявил, что нас просто
надули, и мы стали со спокойной совестью прогуливать занятия.


В самом конце весны с матерью случился еще один удар. И снова я глядел,
как она мучается, слушал ее стоны и ничем не мог ей помочь. Ночи напролет
я лежал без сна, вспоминая свое детство в Арканзасе, событие за событием,
эпизод за эпизодом восстанавливал мамину жизнь, пытался понять, почему же
на ее долю выпало столько незаслуженных страданий, и меня охватывал ужас,
какого я никогда не испытывал даже в церкви. Ответа мой ум не находил, но
принять эту жизнь я не мог, во мне поднимался протест.
В доме произошла еще одна перемена. Мы сильно нуждались, и бабушка с
тетей Эдди решили, что дом наш для нас слишком велик, и поселили наверху
дядю Тома с семьей - пусть он платит нам хоть сколько-нибудь. Столовую и
гостиную превратили в спальни и впервые за все время почувствовали, что у
нас стало тесно. Мы начали раздражать друг друга. Дядя Том тридцать лет
учительствовал по разным городишкам и, поселившись под одной крышей со
мной, принялся втолковывать мне, как неправильно я живу. Я его поучений не
слушал, а он возмущался.
По утрам меня будил грохот кастрюль и сковородок в кухне - это
завтракала семья дяди Тома. Однажды я проснулся от того, что он тихо, но
настойчиво звал меня.
Я разлепил веки и увидел за приоткрытой дверью кухни смутное пятно его
лица.
- Сколько на твоих? - послышалось мне.
- А? Чего? - пробормотал я спросонок.
- Сколько на твоих часах? - повторил он.
Я приподнялся и глянул на стул возле кровати, где лежали мои купленные