"Инок Всеволод. Начальник тишины (Повесть-притча для потерявших надежду) " - читать интересную книгу автора

- Я ведь только духовнику, да игуменье об этом рассказывала, - сестра
Неонилла вздохнула и перекрестилась. - Было мне пятнадцать лет и жила я с
родителями в центре Москвы, на Белорусской. В том доме, где до перестройки
магазин "Пионер" был. Я еще помню его, хоть и маленькая была. Там разные
интересные игрушки продавали. Папа у меня - профессор, искусствовед, а мать
художница. По утрам я обычно с собачкой нашей гуляла. Ее Таськой зовут,
американский кокер-спаниель. Она и сейчас жива, хотя уже старенькой
считается, а тогда почти щенком была. И вот как-то утром, это в начале
девяностых годов было, я отчего-то проснулась раньше обычного. Не могу спать
и все! А на часах - только четыре. Проснулась и думаю: пойду с Тасей
погуляю. Любила я ее - страсть. Баловала всячески. Тихонько оделась, чтобы
родителей не разбудить. Благо у нас квартира огромная, а родительская
спальня в самом конце. Вышла. Сразу озябла. Только светало. Дошла до арки
под домом и вдруг слышу: бах! Грохот и звон. Сразу гарью запахло. Я
подумала - где-то рядом бомба взорвалась. Но не война ведь! Вышла я через
арку на улицу Горького, ну, на Тверскую, а он на меня бежит!
- Кто?! - ахнула мать Фекла.
- Взрыватель. Мафиозник какой-то. Он у меня перед глазами и сейчас
стоит: с развевающимися на ветру волосами и с такой штукой в руках, типа
маленькой пушки. А за его спиной, на другой стороне улицы, фирменный
спортивный магазин весь в клубах желтого дыма. Я поняла: это мой конец.
Таська как взвизгнет, как ко мне прижмется. У меня слезы фонтаном. Родителей
жалко стало... - инокиня Неонилла неожиданно замолчала.
- Ну, ну же? Что дальше-то было? - не терпелось узнать монахине Фекле.
- Дальше? - задумчиво спросила сестра Неонилла. - Дальше, поверьте,
матушка, я сама не знаю, почему внутри себя сказала: "Господи, если Ты меня
жить оставишь, я в монастырь уйду". И твердо так, как будто я в церковной
семье с детства выросла. А меня ведь что?.. Мама с папой в детстве
покрестили, конечно. Но вера-то у них какая была? Иконы Андрея Рублева,
архитектура московских храмов, литературные памятники древней Руси. Вот и
вся вера. В лучшем случае - христианское культуроведение. В храмы я больше,
как в музей ходила. О причастии и исповеди даже и речи не было. А тут,
откуда что взялось. "Уйду, - говорю, - в монастырь", и точка!
- Так и ушла?
- Нет, матушка, - потупила взор инокиня. - Не ушла. Парень этот на
мгновение передо мной застыл, а потом бежать бросился, больше я его не
видела. Я полетела домой. Сердце колотится, как цирковой заяц в бубен бьет.
Прибежала. На родителях лица нет. Они от взрыва проснулись, смотрят, а меня
дома нету. Что только не передумали за эти минуты. Меня увидели, сразу все
поняли. Мама... моя нежная мамочка, как залепила мне со всего размаха
оплеуху, а потом давай меня обнимать, и рыдает. Истерика у нее началась.
Отец молчит, тоже весь трясется, и валерьянку глотает, таблетку за
таблеткой. Я им все рассказала, и они мне крепко-накрепко наказали молчать о
том, что видела. Так я и сделала. Только днем в храм пошла, за того парня
свечу поставить. У нас рядом с домом тогда подворье Валаамского монастыря
открыли в бывшей поликлинике. Вот туда я и пошла. А потом... Потом время
побежало. Все сглаживаться стало, утихать. У меня, честно говоря, даже и
мысли никогда не было всерьез о своем обете задуматься. Все у меня славно
складывалась. Поступила в институт, на искусствоведческий факультет. В день
рождения, на восемнадцатилетие, мне родители машину подарили. Я