"Джон Уиндем. Столь многое сплелось..." - читать интересную книгу автора

однако она не позволила этому чувству сильно давить на себя, так как хобби
потом вполне могло иссякнуть и заглохнуть от небрежения. Ибо Лидия
придерживалась довольно распространенного мнения, что, конечно, хотя женатый
мужчина должен тратить определенное время на обеспечение дохода семьи, но
креме этого у него должен быть лишь единственный интерес в жизни - из чего
следовало, что существование любого другого интереса должно несколько
оскорблять его жену, ибо каждому известно, что в действительности любое
хобби это просто форма сублимации.
Однако, никакого увядания не произошло.
Как ни досадно это было само по себе, его хобби было бы гораздо
переносимее, если бы оно было коллекционированием чего-то стоящего - скажем,
старинных гравюр, или восточной керамики. Такие вещи не только можно
продемонстрировать другим на зависть, они еще и обладают определенной
ценностью, да и сам собиратель получает определенный статус. Однако, никто
не достигает никакого статуса, считаясь всего лишь сдвинутым, за то, что
обладает весьма дорогой коллекцией пауков.
Даже над бабочками и мотыльками можно было бы принять вид некоего
энтузиазма, думала Лидия, не стараясь, правда, подвергнуть этот вопрос
испытанию. Существуют определенные драгоценности природы, которые
воспринимаешь, только если они мило смонтированы. Но о пауках - об этой
прорве мерзких, враскаряку бегающих, ногастых ужасов, постепенно бледнеющих
в пробирках со спиртом, а, может, с формалином - она вообще не могла найти
что же сказать.
В ранние дни их брака Эдвард пытался заразить ее толикой собственного
энтузиазма, и Лидия со всем возможным тактом слушала его объяснения
сложностей их жизни, рассказы об их обычаях, о брачных повадках пауков,
большая часть которых вызывала еще большее отвращение, ибо им явно
недоставало морали, и его объяснения красот их окраски и разметки, однако ее
глазам не хватало пристрастия, чтобы все это заметить. Тем не менее, к
счастью, из некоторых ее замечаний и вопросов постепенно стало очевидно, что
Эдвард не пробудил того участливого понимания, на которое надеялся, и когда
эта попытка закончилась провалом, Лидия получила возможность постепенно
отступить к своей прежней точке зрения, что все пауки нежелательны, и что
мертвые они лишь не на много мерзки, чем живые.
Понимая, что фронтальная оппозиция наукам была бы неверной тактикой,
она сделала попытку тихого и безболезненного отступления. У нее заняло два
или три года, чтобы оценить, что попытка не сработала; после этого наука
устроилась, чтобы стать одной из тех заноз, которые мудрый воспринимает
спокойно и оставляет без упоминаний, если не считать тех случаев
чрезвычайного раздражения, когда просматривается весь каталог скопившегося
недовольства.
Лидия входила в паучью комнату Эдварда примерно раз в неделю, частью
для того, чтобы прибраться там и протереть пыль, а частью - чтобы в явно
мазохистской манере насладиться отвращением к ее обитателям. Этим последним
она занималась по меньшей мере на двух уровнях. Имелся некий вид общего
удовлетворения, которое, глядя на ряды пробирок, мог чувствовать любой - что
во всяком случае здесь целая прорва ползающих тварей, которые больше ползать
не будут. И еще в этом присутствовало более личное чувство возмездия при
мысли, что хотя им до определенной степени удалось отвлечь внимание женатого
мужчины от его единственно достойной цели, но все-таки, чтобы добиться