"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

требованием, чтобы нас или осудили, или освободили. Ведь мы уже сидели
восьмой месяц без суда и следствия. Меня в этом начинании никто не
поддержал, кроме Юры. Мы решили с ним объявить японскую голодовку, т. е. не
пользоваться даже водой. Запаслись махоркой и спичками, спрятав их под
подкладку в сапогах. На следующее утро мы потребовали бумагу для заявления и
написали, что отказываемся от пищи. Через час за нами пришли. Мы попрощались
с ребятами, и нас препроводили в полуподвальное помещение, где находилось
отделение смертников. Это был коридор с десятью небольшими камерами,
отгороженный от остальных двумя решетчатыми стенками. В камере было два
деревянных топчана, на которых мы расположились. В первый день к нам заходил
начальник тюрьмы, кричал, что это не его дело судить или освобождать, и что
если мы будем упорствовать, то тут и умрем.
На следующий день явился прокурор, тот самый, что приходил в первый
раз, просил нас снять голодовку и обещал выяснить наш вопрос. Но мы были
неумолимы. Без воды голодать очень трудно: пересыхает во рту, трескаются
губы. Мы старались сохранить энергию: по камере не двигались, а больше
лежали.
В соседних камерах кто-то был; мы несколько раз слышали, как ночью
выводили, видимо, на расстрел; слышалась какая-то возня и стоны. Общаться с
соседями не было никакой возможности, так как в смертном отделении дежурили
дополнительно три надзирателя, которые все время наблюдали за камерами. В
одну из камер привели трех парней, присужденных к расстрелу за изнасилование
с убийством. Они кричали, ругались, но к этому времени нам было уже все
безразлично. Первые четыре дня мы еще вытряхивали свою махорку и, сделав
одну-две затяжки, ложились отдыхать. Голова кружилась сильнее, чем от плана,
с каждым днем становилось все хуже, но у нас ни разу не возникла мысль о
снятии голодовки. На четвертый день, кроме начальника тюрьмы, который
посещал нас ежедневно, стала приходить тюремная врачиха, молодая интересная
женщина. Она проверяла пульс, заставляла открывать рот.
На восьмые сутки Юра потерял сознание, его унесли на носилках. Я
остался один. В голову лезли самые разные мысли. Внутренне я уже считал себя
мертвецом. Давно уже я не мочился. Последний раз капельки мочи были
кровяными. На одиннадцатые сутки я потерял сознание. Очнулся я в кровати,
около меня стояли две сестры, врачиха и начальник тюрьмы. Глухо я услышал:
- Ну, вы, снимаете голодовку?
Я еле-еле покачал головой.
Юры рядом не было. Он, видимо, был в какой-то другой больничной камере.
Меня начали искусственно кормить. Сопротивляться я не мог. Мне делали
питательные клизмы, через нос вливали бульон, в вену кололи глюкозу. С
каждым днем я чувствовал себя все лучше и лучше.
На 18-й день в палату зашел начальник тюрьмы еще с каким-то человеком и
поднес мне к глазам кусок бумаги в пол-листа, расчерченный пополам.
Наверху было написано: "Постановление ОСО при НКВД СССР".
В левой графе: "Слушали дело по обвинению Якира П. И."
В правой графе: "Постановили: как СОЭ приговорить к 5 годам
исправительно-трудовой колонии".
Внизу подпись: "председатель", и красными чернилами фамилия.
Моя просьба была удовлетворена - меня осудили.
Начальник спросил:
- Ну, а теперь вы будете принимать пищу?