"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

представить это число как сумму некоторого другого числа с единицей,
разделенной на это другое число, то это другое число и являлось корнем
уравнения. Пока ученики пытались решить это уравнение, я рассказал о своих
соображениях учителю, и тот, выслушав меня, приказал мне подойти к нему
после уроков. С тех пор он иногда беседовал со мной, приоткрывая завесы
своей науки, но у меня при этом всегда возникало впечатление, что я давно
знал все то, о чем он говорит, но только не задумывался об этом8. Зато когда
темы наших бесед касались философии, мне эти разговоры приносили большую
пользу.
Старшие ученики были уже юношами, и если даже мне было знакомо
томление, то можно представить себе, какой силы желания временами охватывали
их. И объектами их желаний часто становились мы, мальчишки. Мне не раз
приходилось через два слоя тонкой ткани ощущать присутствие зрелого мужского
жезла между ягодицами, а однажды, когда, возвращаясь домой, я сошел с дороги
в поле по нужде и уже спустил шаровары, один из этих терзаемых желанием,
налетел на меня, как вихрь. Жемчужина моя осталась несверленой, поскольку
семя его излилось на меня уже через несколько мгновений, и он исчез так
быстро, что я даже не узнал, кто это был, и только остывающая влага,
оставленная им возле манившего его входа в мое естество, напоминала мне о
том, что произошло.
Вскоре, однако, у меня нашелся защитник: один из старших учеников по
имени Хасан, родом из Рея, не посягавший на мою задницу, предложил мне
дружбу. Мы по его предложению скрепили наш договор, смешав свою кровь, и я
стал его кровным младшим братом, а быть братом Хасана означало быть в полной
безопасности, и не только в медресе, но и на улицах Нишапура, поскольку слыл
он отчаянным парнем.
Затем появился у меня еще один кровный брат, на этот раз среди моих
сверстников: Абу Раззак, из семьи Исхака из Туса, который был даже младше
меня почти на год, подсмотрел, как мы с Хасаном смешивали свою кровь, и
предложил мне сделать с ним то же самое. Я втайне давно мечтал о братьях - и
старших и младших - и поэтому не отказал ему. Последствия этих, казалось бы,
случайных событий имели большое значение для моей жизни.
Занятия мои шли хорошо. Я успевал во всем, и, если бы не смерть отца, я
бы успешно завершил свое образование в Нишапуре. Но потеря кормильца, как я
уже писал, поставила нашу семью на грань бедности. Чтобы прокормиться, мать
продавала все: и незаконченные шатры и палатки, и ткань, заготовленную
отцом, и его инструменты. Продавалось все это не сразу, и, так как сестра
моя, Аиша, была еще грудным ребенком и требовала ухода, мать часто оставляла
меня с товаром на базаре. В том, что меня никто не сумеет обсчитать, она
была уверена.
Мои базарные бдения сказывались на учебе: медресе свое я почти забросил
и бывал там крайне редко. Я стал быстро расти, и одежда, которую нечем было
сменить, становилась мне тесной и то здесь, то там рвалась и по швам, и по
живому. Мне казалось, что зрелище я представляю весьма неприглядное, но, как
ни странно, мною продолжали любоваться - и лицом, и стройностью стана, и
осанкой, заставлявшей людей забывать о лохмотьях, укрывающих этот
восхищавший их стан.
И однажды, когда я скучал на базаре у кучи тряпья в ожидании
покупателей, вокруг поднялся страшный переполох. У пробегавшего мимо
продавца лепешек я узнал, что это в наш город въезжает хакан Ибрахим