"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

бурная и непокорная река Аму, меняя русло, уже смыла остальную часть
поместья и сейчас настойчиво размывала землю, подбираясь к единственному
уцелевшему зданию.
Я подошел к краю невысокого обрыва, и под самыми моими ногами кипела и
бесновалась темно-желтая, почти коричневая вода. Мне вспомнилась одна фраза,
сказанная каким-то греком и повторенная другим,- о том, что в одну и ту же
реку нельзя войти дважды. Эта мудрость родилась от созерцания реки,
тысячелетиями бежавшей по одному и тому же каменистому руслу, и относилась
лишь к смене вод. Если бы этот давний мудрец знал здешние капризные
блуждающие по земле реки, то свою мудрость он сформулировал бы без особого
труда, ибо сейчас передо мной была не просто другая вода, а другая Аму.
Я решил переночевать в заброшенном доме, но потом передумал: была
поздняя весна, ночи уже были теплыми, и я устроился на веранде. Надо мной
было звездное небо - такое же, как в Исфахане и Нишапуре, и я странствовал
по нему от созвездия к созвездию, пока не заснул под шум реки, продолжавшей
свою беспрерывную разрушительную работу.
Утром я двинулся к нашей с Туркан поляне, боясь, что ее тоже размыла
река, но, к счастью, этого не случилось. Исчезла лишь тихая заводь, по
которой тогда, как по рисовому полю, бродил аист по колено в воде. Теперь
она стала частью русла, и бегущие воды вплотную подошли к нашему брачному
ложу. Я расстелил свой халат и прилег. Мой конь задумчиво щипал травку
неподалеку - там, где моя память сохранила видение двух конских силуэтов, и
я всеми силами своей души призвал к себе царевну Туркан, но мой призыв
остался без ответа. Я смотрел на зеленые стебельки, окружавшие меня и
щекотавшие мое лицо, и подумал о том, что, пока я мотался по свету и был
занят какими-то делами, представлявшимися мне важнейшими, здесь выпрямилась
примятая нами трава, дала семена, из семян появились новые ростки, и так,
меняя поколения, та трава дожила до сегодняшних дней и собирается жить
дальше, храня где-то в своих глубинах память о молодых и красивых телах,
сплетавшихся на этой поляне. Если бы и мы, люди, так же прорастали из глубин
земли, если бы нам была дарована такая непрерывность бытия!
Я лег на спину и закрыл глаза, мечтая о том, что когда я их открою, то
увижу склоненную надо мной Туркан, но чуда не произошло, и я увидел над
собой синее небо и смотревшую на меня бледную дневную Луну, почти такую же
красивую и прозрачную, как моя юная царевна. Я вспомнил и наши последние с
ней тайные свидания в Исфахане и подивился тому, что моя память стерла пыль
овладевших мной тогда подозрений и сохранила лишь ее лучезарный лик.
Мой конь вел себя спокойно, а это означало, что окружающие нас заросли
не скрывают никакой опасности. Видимо, потомки полосатого царственного кота,
видевшего нашу с Туркан любовь, сегодня проводили свое время в других
местах. Я вышел на край пустыни. Там шла борьба бытия с небытием, вода и
травы вели сражение за каждый клочок земли, даруя нам, людям, пример
упорства и терпения.
Возвращался я в Нишапур умиротворенным и в печали, думая о
справедливости слов, которые румийцы приписывают господину нашему Сулайману
ибн Дауду, мир и благословение Аллаха с ними обоими, будто бы сказавшему,
что сердцу мудреца место в доме Печали. Кто бы первым ни сказал эти слова, я
убедился в их справедливости.
Но жизнь наша устроена так, что и мудрецы иной раз вынуждены
погружаться в суету. Так случилось и со мной по возвращении в Нишапур, где я