"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

хотел в уединении и размышлениях отметить день моего пятидесятилетия. Но мой
слуга и некоторые другие нишапурцы рассказали мне, что и в городе, и среди
местных ученых бродят слухи о том, что я в своем доме и в своем окружении
отошел от Шариата и руководствуюсь правилами поведения и отношений между
людьми, установленными язычниками-греками, и что мое учение основано на
греческих науках, а единственный путь к Всевышнему Йезиду, по моему
утверждению, состоит не в молитвах, а в личных усилиях по очищению души. Не
было забыто молвой и появление моей Анис в мужских собраниях с открытым
лицом. Говорили и о моих стихах, подвергающих сомнению и исламские истины, и
даже общепринятые законоположения. Справедливости ради следует отметить, что
все это отчасти было правдой, но эта правда была опасной: я уже убедился,
что провинция всегда хочет казаться святее Мекки и те мои вольности, которые
вызывали лишь улыбку у сильных мира сего в столичном Исфахане, здесь могли
послужить основой серьезных обвинений, касающихся не только меня, но и
немногочисленных близких мне людей.
Собрав, по возможности, все эти слухи воедино, я стал их анализировать,
и мой анализ показал, что их источником мог быть только один человек - мой
ученик, факих62 Абу Абдаллах (я помнил несколько его провокационных вопросов
и узнал в дошедшей до меня сплетне свои, слегка искаженные ее автором,
ответы).
Я некоторое время обдумывал сложившуюся ситуацию, а потом в моих мыслях
созрел определенный план действий. Следуя ему, я, как ни в чем не бывало,
возобновил свои занятия с учениками. Свой сюрприз я приготовил к нашей
третьей встрече. Накануне ее я договорился со старейшиной городских
музыкантов о том, что его команда к рассвету следующего дня соберется на
крыше дома моей сестры, и, когда, увидят, что Анис вышла в сад, дружно
заиграют торжественную мелодию, чтобы на улице собрался народ.
И вот, когда мы втроем уже выпили по чашке чая и начали свои ученые
беседы, вдруг раздался барабанный бой и запели зурны63.
- Что это такое? - удивленно спросил Хамадани.
Я ответил, что вчера мельком слышал о свадьбе, которая должна
состояться по соседству, и, видимо, народ извещают об этом событии.
Мы продолжили наши беседы, но музыканты не унимались, и через четверть
часа я предложил прерваться и посмотреть, что там происходит. Во дворе по
моему указанию садовник с вечера приставил удобную лестницу к стене дома, и
я предложил ученикам подняться на крышу, откуда должно быть лучше видно.
Когда мы поднялись, то увидели, что на соседней крыше вовсю наяривают
музыканты, а улица заполнена недоумевающими горожанами. Тогда я поднял руку,
дав этим условный знак старейшине оркестра, и музыка сразу же смолкла. Взяв
за руку Абу Абдаллаха, я подвел его к краю крыши и громко сказал:
- Нишапурцы! Вот вам ваш ученый! Он вот уже год в это время приходит ко
мне и постигает у меня науку. А потом в городе, находясь среди вас, говорит
обо мне так, как вы знаете. Если я действительно таков, как он говорит, то
зачем он заимствует у меня знания, если же нет - то зачем он поносит своего
учителя?
К концу моей краткой речи Абу Абдаллах вышел из оцепенения и, вырвав у
меня свою руку, быстро спустился с крыши и бежал огородами от моего дома.
Толпа же, помолчав несколько мгновений в растерянности, наконец пришла в
себя. Раздались приветственные крики и громкий смех. Кто-то призывал на меня
благословение Аллаха, и я почувствовал, что все по достоинству оценили