"Лео Яковлев. История Омара Хайяма, рассказанная им самим " - читать интересную книгу автора

никакого зла и грубости ни в словах, ни в поступках, а только добро и
веселье.
Вскоре я убедился, что у моих собеседников этого благого опыта
винопития не было, и оно раскрыло их души, обнажив сокрытые в них зло и
обиды друг на друга и на их покровителей. Их интерес переключился на других,
и я оказался защищенным стеной из винных паров от их повышенного внимания.
Мне же, сохранившему трезвый взгляд на жизнь и обстоятельства, оставалось
только поразвлечься их перепалками, сплетнями и взаимными обвинениями. Как
это всегда бывает у тех, кто пил вино, не зная собственной меры,
первоначальное возбуждение у них сменялось глубокой депрессией, и их
бессвязные злые речи смолкли, и те, кого тут же еще не сморил сон, стали
мучительно припоминать, не наговорили ли они здесь чего-нибудь лишнего. В
этот момент я и покинул сию компанию, поблагодарив их за теплый прием и
сказав, что беседа с ними была для меня весьма поучительной и полезной для
моих нынешних философских занятий. Уходя, я поймал на себе несколько
удивленных взглядов - те, кто еще сохранил некоторую способность соображать,
были поражены твердостью моей походки и осмысленностью моих слов, после того
как на их глазах я выпил вина больше, чем любой из них.
Хамадани был удручен впечатлениями от этой встречи. Особенно поразили
его злобные высказывания ученых-багдадцев по адресу высокочтимого им
ал-Газали. Видимо, Багдада к тому времени достигли какие-то слухи о
возможном возвращении ал-Газали в багдадское Низамийе, и посредственности
заблаговременно сплотились, чтобы дать отпор выдающемуся собрату. "На порог
не пустим этого еретика!" - говорили они75. Я утешал Хамадани словами о том,
что будущее всего живого всегда определяется великим Аллахом и что он,
Хамадани, как истинный суфий, обязан чтить Предопределение.
Через несколько дней мы покинули Багдад. Наш путь от Багдада до
Исфахана пролегал по населенным местам. Впрочем, нашим общим с Хамадани этот
путь был только до Нехавенда. Там нам было суждено расстаться - Хамадани
возвращался в город своей нисбы76. Наличие городов и селений на нашем пути и
мысли о предстоящем не давали мне внутренне сосредоточиться и оторваться от
Земли, но я не досадовал и с удовольствием наблюдал чужую жизнь, мимо
которой двигался наш караван.
Пути наши, как я уже сказал, расходились в Нехавенде. Само название
этого городка было для меня зловещим, преисполненным скрытой опасности. Но
теперь он, казалось, хотел разубедить меня в моей предвзятости: он возник
перед нами на закате солнечного дня, когда первые прохладные струи горного
воздуха освежают сады и луга, изнывающие от дневной жары, и его мирный
спокойный, облик не предвещал никакой беды. Возможно, поэтому сон мой был
крепким, хотя встал я, как обычно, на рассвете. Хамадани уже собирался в
путь - его караван уходил первым. Мир просыпался, и успокоительный щебет
птиц и крики петухов не оставляли места страхам.
Я обнял Хамадани, и он сел на верблюда, а я, после некоторых колебаний,
бросил взгляд на его лицо. Я боюсь своих последних взглядов, потому что в
них мне иногда открывается будущее человека. Вот и в этот раз я увидел на
лице Хамадани печать мученичества. Я видел лишь один источник опасности на
его пути - встречу с хашишинами Хасана Саббаха, но через полгода после
своего возвращения в Нишапур я получил весть от него - живого и
здравствующего - и успокоился, решив, что на этот раз я ошибся77.
В Исфахане мой караван не задержался и остановился в нескольких часах